Теперь Берет регенерировал, помедленней кровососа, конечно, но все-таки достаточно быстро, чтобы не бояться ножа под ребра или пистолетной пули. Научился ненадолго входить в стеллс, умел отключить чужое сознание, на время, конечно, но большинству людей и такое недоступно. И еще многое, наверное, умел, даже не зная пока, что именно.

У него не было нужды в деньгах, через пару дней после разговора с Кощеем явился Карапет и принес несколько банковских карточек. Банк был неизвестен Берету, во всяком случае, рекламы его он не видел ни в метро, ни по телевизору, но карточки принимались любым банкоматом.

Карапет поздоровался уважительно, даже с опаской, без привычного нарочитого хамства, что было само по себе непривычно. Признал старшего, стало быть, признал и смирился. Все-таки он был понятливый и даже в чем-то стеснительный, этот бывший бандюк, любитель налитых здоровьем и жаждой родить кустодиевских женщин, разлапистых китайских джипов, суровых с виду и все-таки немного игрушечных, да дешевого виски. Только вот прежний Карапет-раздолбай нравился Берету гораздо больше, чем нынешний. Он и сам себе прежний нравился гораздо больше. С деньгами появились возможности, но куда-то пропали нормальные человеческие желания, а самое главное – пропало желание желать, пронзительный, никогда не покидавший его до этого времени азарт к жизни. Душа напрочь высохла, словно гло2тка последнего пьяницы. Да и работа не слишком способствовала.

Работа случалась нечасто и оплачивалась… Сталкер даже не знал, как оплачивалась его работа. Просто после выполнения очередного задания на одну из кредиток поступали деньги, и скорее всего довольно большие суммы. Насколько они были большими, Берет толком не знал. Проверить состояние счета – пустяковое вроде бы действие – он так и не решился. Стыдно было и даже страшно почему-то. Так что он тратил только то, что заработал когда-то в Зоне, сдавая артефакты торгашам, – деньги вернули, скорее всего не без помощи Кощея. Эти деньги почему-то казались ему честными. Видимо, убийство вне войны или, пусть, вне Зоны, хотя бы даже и нелюдей, не было его призванием, а это значило, что и умереть он был не готов.

На этот раз с ним связались ночью. В дверь постучал мятый, весь какой-то вздернутый Карапет. Выглядел бандюк нехорошо, не то перепил прошлым вечером, не то получил вздрючку от начальства, но был он каким-то серым, словно стертым. Был гонец похож на издыхающего слона, и несло от него перегаром и еще чем-то неживым и скверным. Так пахнут больные, да еще дома на снос – безнадегой и отчаянием. Как обычно, он продиктовал адрес и повернулся, чтобы уйти, но неожиданно замешкался у двери.

– Знаешь, сталкер, – тихо сказал он, – ну бы ее на хрен, такую работу. Я бы лучше на нары… Честно.

– Ну и за чем дело стало? – хмуро спросил невыспавшийся Берет. – Шагай в милицию-полицию, тебя там мигом оприходуют, сейчас у них это быстро.

– Да кто меня теперь пустит на нары-то, – махнул рукой Карапет. – На нарах, чай, люди парятся, человеки. Понимаешь, люди! А я кто теперь? Сам не знаю, веришь? Сам-то неужто ничего не чуешь? Чуешь, гад, чуешь, только не признаешься ведь никогда, военная косточка в башке потому что. Кость – она и есть кость, что вбил – то и въехало. Вам, воякам, что угодно впарить можно. А я обыкновенный человек… был. Я ведь недавно даже в церковь сходил, думал, отпустит, да только когда разглядел, кто у них дьяконом, – ноги в руки и чуть ли не бегом… Только в кабаке и опомнился, выжрал пузырь, посмотрел вокруг – и тут их полным-полно… Ну, я и чухнул из кабака, даже расплатиться забыл. Опомнился в закутке каком-то возле Курского, сижу на приступке и паленую водку пью с бомжами… Слава богу, эти бомжи людьми оказались, водки вот со мной выпили да поговорили. Нелюди мы с тобой, сталкер, и нелюдей же убиваем. Только мне кажется, скоро в Москве людей и вовсе не останется, а тех, кто останется, нелюдь для своих нужд приспособит. Ты не думай, ты ведь, как и я, мелочь, недомутант, а вот Кощей – тот да, тот настоящий. Не самый-самый, но и не шестерка, а вот до самых-самых нам с тобой, братан, срать не досрать… Их по телевизору не показывают, и в интернете они не светятся, твиттеров не заводят, только они и сейчас уже почти всем рулят – и мутантами, и Зоной, и людьми… Страной. У тебя, кстати, выпить ничего нет?

Карапет наконец заткнулся и уставился на сталкера больными глазами со скопившейся в уголках какой-то белесой гадостью, вылитый зомбяк!

Берет почти не пил, что проку пить, когда не пьянеешь? А когда он перестал пьянеть? Вспомнить как-то не получалось, но на выпивку не тянуло давно, да и курить почему-то не хотелось совершенно. А ведь курил… Как паровоз среднего веса курил. Он попытался вспомнить, когда у него была женщина – нет, хотя бы когда он, здоровый мужик, в последний раз с вожделением или хотя бы с удовольствием смотрел на женщину, – и не вспомнил. Что он делал, когда не работал? Чем жил? Получалось, что ничем. Его выводили на очередного слетевшего с нарезки сталкера-мутанта, он делал свое дело – и что дальше?

Получалось, что, по сути дела, он и не жил вовсе, вот ведь какие дела! Только работа – грязная, неприятная, жестокая – не отпускала, словно принуждала к жизни. Именно принуждала, тварь поганая. Без нее не оставалось вообще ничего. Берет поймал себя на том, что думает о своей работе как о болезни или живом существе, чудовищном симбионте, вросшем в его душу… Надо же, испоганил настроение клятый бандюк, чтоб его слепой пес за яйца тяпнул!

Он не глядя достал из холодильника какую-то бутылку с яркой этикеткой и сунул ее Карапету. Тот благодарно всхлипнул, сорвал крышку и присосался к горлышку. Потом повернулся и с открытой бутылкой в лапище грузно и совершенно трезво потопал на улицу. Через несколько минут закашлял стартер, китайский джип завелся, задребезжал потрохами и покатился прочь со двора.

Квартира находилась в спальном районе. Коньково, кажется, или Теплый Стан, в общем, по ночной Москве доехать было раз плюнуть. Берет не пользовался навигатором, хотя современную Москву почти не знал. Просто он чувствовал, куда ему надо, безошибочно находя дорогу к цели, сворачивая в нужных местах, он и днем бы доехал в два счета куда угодно, потому что знал, где пробки, а где относительно свободно. Откуда знал? Да просто с недавнего времени ощущал город, как огромное живое существо, вроде Гигантского Кракена со всеми его пищеварительной, кровеносной, нервной и прочими системами. Тромбами пробок, болячками митингов, изжогами пожаров. Существо могучее, страшное даже, но давно и навечно больное. Существо неразумное и скверно поддающееся дрессировке. Управляемое людьми, не ведающими до конца, чем же они пытаются управлять. Или не людьми? Или все-таки ведающими?

В квартире на шестом этаже горел свет. Бронированная дверь была не заперта, это Берет почувствовал, входя в подъезд, за дверью не было ничего и никого опасного. Уже не было. Там в квартире находились несколько неживых нелюдей и один живой. С живым было неясно, вроде человек, а вроде бы и нет. На всякий случай сталкер вошел в стеллс. Зайдя в квартиру, прикрыл за собой дверь, покосился на заляпанные кровью стены, на изорванные, потерявшие последнее сходство с людьми тела и прошел на кухню. За столом сгорбившись сидело то самое, похожее на человека существо. На забрызганной кровью клеенке лежала «Гадюка» с отстыкованным магазином. Тот, кто сидел за столом, поднял голову и посмотрел на сталкера страдающими, совершенно человеческими глазами. Стеллс ему не мешал видеть. И тут Берет узнал его, когда-то он был вольным сталкером по прозвищу Сверчок.