У машины с «дипломатом» в руке стояла Симона Делаж, одетая в черный деловой костюм и белую шелковую блузу. Она смотрела на побитое крыло «мерседеса», как чиновник ведомства по чрезвычайным ситуациям — на последствия небольшого землетрясения. От бокового удара металл покорежился, а хромированный молдинг от фары до пассажирской двери отвалился.

Эта сдержанная женщина вдруг показалась мне такой ранимой и неуверенной в себе. Ее наманикюренные пальцы потянулись к ручке двери, потом отдернулись, будто Симона страшилась этого сбоя в привычном мире комфорта. Машина была таким же необходимым атрибутом ее жизни, как и сумка змеиной кожи, а приехать на деловую встречу в битом «мерседесе» для нее было так же невозможно, как появиться перед коллегами со спущенной петлей на колготках.

— Мадам Делаж? Могу я вам помочь?

Она повернулась, с трудом узнала меня. Обычно мы видели друг друга в полуобнаженном виде — она на своем балконе, а я перед бассейном. Одетые, мы стали актерами, которые вышли на сцену, не зная ролей. По какой-то причине мой спортивный твидовый пиджак и кожаные сандалеты, казалось, окончательно выбили ее из колеи.

— Мистер Синклер? Машина, с ней… непорядок.

— Досадно. Когда же это случилось?

— Вчера вечером. Алан возвращался из Канн. Какой-то таксист, магрибец…{33} внезапно вильнул. Они ведь курят гашиш.

— На работе? Надеюсь, что нет. Я здесь почти не видел битых машин. — Я махнул рукой в сторону пустой аллеи. — Фрэнклины напротив. Ваш сосед доктор Шмидт. Вы что, думаете, им тоже грозит опасность?

— Нет. С какой стати? — Чувствуя себя неловко в моем присутствии, она принялась рыться в сумочке в поисках мобильника. — Мне нужно вызвать такси.

— Вы вполне можете ехать на вашей машине. — Стараясь ее успокоить, я вытащил телефон из ее оказавшейся на удивление мягкой руки. — Повреждение ерундовое. Как только вы сядете за руль, вы о нем и думать забудете.

— Не забуду, мистер Синклер. Я очень чувствительна к таким вещам. У меня встреча через пятнадцать минут в здании «Мерка»{34}.

— Будете ждать такси — опоздаете. Я как раз еду в Канны. Давайте подвезу.

Мадам Делаж смерила меня взглядом так, словно я предлагал ей услуги в качестве семейного дворецкого. Ее выводили из равновесия мои торчащие из сандалий большие пальцы, совершавшие фаллические движения среди неубранных листьев на дорожке. Она немного пришла в себя, когда оказалась в салоне «ягуара», обитом темной, под орех, кожей. На переднем сиденье было тесновато, и после неудачной попытки спрятать свои высоко торчащие колени она смело мне улыбнулась.

— Настоящее приключение, — сказала она. — Просто Магритт{35} какой-то…

— Ему бы эта машина понравилась.

— Не сомневаюсь. Это настоящий самолет. Слава богу, что она еще едет.

Карбюратор меня не подвел. Я свернул в центральный проезд, одним усилием воли укротив коробку передач.

— Ваш муж так любезен — он подвозит Джейн до клиники.

— Ерунда, не стоит благодарности. Ваша супруга нам очень нравится.

— Приятно слышать. Она собирается купить маленький мотоцикл.

— Джейн? — Мадам Делаж улыбнулась. — Она такая обаятельная. Нам нравится ее слушать. У нее такие детские идеи. Присматривайте за нею, мистер Синклер.

— Я пытаюсь. Пока она здесь просто счастлива. Чтобы не сказать чересчур — вся в работе.

— Работа — это хорошо. Но и удовольствия тоже нужны. Это важно, особенно в «Эдем-Олимпии». — Несмотря на привычный безукоризненный ледяной панцирь, в голосе Симоны Делаж, когда она говорила о Джейн, возникали чуть ли не материнские нотки. Ее взгляд уже был устремлен на здание «Мерк», но думала она, несомненно, о Джейн. — Заставьте ее отдыхать. Работа в «Эдем-Олимпии» — это восьмой смертный грех. Ей необходимо найти какие-нибудь развлечения.

— Плавание? Гимнастический зал?

Мадам Делаж сдержанно передернула плечами, словно я упомянул известные, но не называемые функции организма.

— Нет, это не для Джейн. Чтобы ей потеть и напрягаться? Да у нее тело станет как…

— Как у культуристки? Это так важно?

— Для Джейн? Конечно. Она должна найти что-нибудь в ее стиле. В «Эдем-Олимпии» есть все.

Я остановился под стеклянным козырьком у здания «Мерк» — одетой в листовой алюминий базилики, где размещались эта фармацевтическая компания, архитектурное бюро и несколько банков. Пока я обходил машину, Симона Делаж сидела не двигаясь, будто открытие дверей «ягуара» — сложное искусство, владельцами «мерседесов» утраченное.

Прежде чем щелкнуть замком, я положил руки на открытое окно:

— Симона, я хотел у вас спросить… ведь вы знали Дэвида Гринвуда?

— Немного. Доктор Пенроуз сказал, что вы были друзьями.

— Я сталкивался с ним несколько раз. Все говорят, что он жил для других. Трудно представить его убийцей.

— Жуткое дело. — Она оценивала меня таким же холодным взглядом, каким смотрела на Приморские Альпы, но я чувствовал, что мой интерес к Гринвуду она приветствует. — Он слишком много работал. Это урок для всех нас…

— Вы не заметили… перед этой трагедией, может, он вел себя как-то странно? Может, был взвинчен или?..

— Нас в тот момент здесь не было, мистер Синклер. Уезжали на неделю в Лозанну. Когда мы вернулись, все уже было позади. — Она прикоснулась к моей руке, делая сознательное усилие продемонстрировать сочувствие. — Я вижу, вы много думаете о Дэвиде.

— Верно. Живя в его доме, трудно забыть о случившемся. Я каждый день в буквальном смысле хожу по его следам.

— Может быть, так и нужно. Кто знает, куда они вас выведут? — Из машины она вышла уже деловой женщиной с головы до пят, и я позавидовал ее умению владеть собой. Повернувшись спиной к зданию, она с неожиданной теплотой пожала мне руку. — Только не покупайте ружья, мистер Синклер. Если что, вы мне об этом сообщите, хорошо?

Слова Симоны Делаж все еще звучали в моих ушах, когда я с лондонскими газетами вернулся из Канн. Я отклонился от своего обычного маршрута по бизнес-парку и проехал мимо здания «Мерка» — вдруг встреча у нее закончилась и она ждет, кто бы подбросил ее домой. Хоть и окольным путем, но все же она подогрела мой интерес к истории Дэвида Гринвуда. Может быть, она была ближе к Дэвиду, чем считал я или ее муж, и ждала какого-нибудь благожелательного человека со стороны, который выяснил бы истину.

Я припарковал «ягуар» перед гаражом и направился в пустой дом, где непроизвольно остановился в холле, ловя звуки шагов молодого англичанина. Уборщицы-итальянки уже ушли, а сеньора Моралес переместилась в какой-нибудь другой дом.

Надев плавки, я услышал, как у веранды под окнами спальни скрипнул стул. Решив, что это Джейн вырвалась на несколько минут из клиники, я стал спускаться по лестнице. Через окно-иллюминатор на лестничной площадке я увидел человека в кожаном пиджаке — он двигался по лужайке к бассейну. Когда я добрался до веранды, он возился у дверей насосной. Я решил, что это механик — пришел проверить систему дезинфекции, — и направился к нему, приветственно подняв трость.