Пейдж отступила и с силой захлопнула дверцу; этот жест был выразительнее любых прощальных слов. Эмми дважды сглотнула, прежде чем смогла обрести голос.

– Я оставила твою банку с песком на столе в кабинете. Там, куда я еду, он мне не понадобится.

Она попыталась улыбнуться, но губы задрожали, и улыбка не получилась.

– Мама… – начала она, но Пейдж прервала ее, взявшись обеими руками за опущенное окошко.

– Регулярно звони с дороги, иначе твой папа не сможет заснуть. Будь осторожна.

Прежде чем Пейдж убрала руки, Эмми крепко сжала их.

– До свидания, мама.

Эмми ощутила ответное пожатие и безвольно опустила руки на колени.

– До свидания, дочка.

Эмми включила зажигание и подняла окошко, а потом медленно поехала по гравийной дорожке. Она наблюдала в зеркале заднего вида, как родители машут ей вслед, пока облако пыли не заволокло их очертания. Сосредоточившись на дороге, она включила радио и кондиционер, прислушиваясь к шелесту покрышек по асфальту и стараясь не думать о том, каким долгим будет ее путешествие.

Через тринадцать часов, когда Эмми миновала Чарльстон, небо расцвело красными и пурпурными оттенками заката. Она проголодалась и устала, и у нее болела челюсть от крепко стиснутых зубов, но она была еще не готова остановиться. Эмми приближалась к своей цели и не могла избавиться от ощущения, что если остановится на ночлег, то не найдет в себе сил и мужества для продолжения пути.

Переправившись по мосту через Эшли-Ривер, очерченную пастельной линией горизонта и разорванную церковными шпилями Чарльстона, оставшегося позади, Эмми выключила радио и опустила окно. Она глубоко вдохнула душистый воздух, пахнувший зеленью и сыростью. Запахи были такими же непривычными для нее, как поцелуй незнакомца. Покрышки мерно шелестели по дороге, и она стиснула зубы, подстраиваясь под их ритм.

Она ощутила неясное беспокойство и снова включила радио, покрутила верньер и остановилась на первом четком сигнале. Это была радиостанция для пожилых людей, где играла музыка ушедшей эпохи джазовых оркестров, и Эмми постепенно расслабилась. Хотя ее родители принадлежали к поколению хиппи, они любили танцевать под старую музыку и в специальном шкафу хранили записи, которые они доставали время от времени, чтобы потанцевать медленные танцы в гостиной. Они часто танцевали, обычно после того, как ее отправляли в постель. Но когда до нее доносилось пение труб и тихие жалобы саксофона, она прокрадывалась на вершину лестницы и смотрела, как родители крепко обнимают друг друга, целуются и тихо разговаривают. Это напоминало ей о том, что когда-то мир их семьи состоял только из них двоих.

Какое-то время она наблюдала за ними, потом возвращалась в постель и лежала с комком в горле, то ли от возмущения, что она не была центром их маленького мира, то ли от неясной надежды, что когда-нибудь она найдет человека, которому нравится танцевать в гостиной и который будет смотреть на нее как на самую любимую женщину в мире.

Эмми снова выключила радио, но вдруг безмолвный приступ горя сжал ее сердце. Ей было непонятно, почему за все время поездки она ни разу не подумала о Бене. Она сердилась на себя и в то же время испытывала облегчение при мысли о том, что это, возможно, симптом ее душевного выздоровления, которое все уже давно ей обещали, но которое оставалось неуловимым, как песок на ветру.

Она посмотрела на схему, нарисованную ее отцом и лежавшую у нее на коленях, и повернула налево на Фолли-роуд – длинную прямую дорогу, где ей предстояло пересечь два небольших моста и выехать на маленькую серповидную полоску суши, обозначенную как Фолли-Бич. Автомобиль проезжал мимо церквей, торговых центров с салонами красоты и агентствами недвижимости; попался даже один супермаркет. Эмми немного помедлила, прежде чем проехать поворот на автостоянку перед магазином. Если у нее не будет продуктов и других припасов, ей будет гораздо легче повернуть назад и вернуться в Индиану после того, как она не найдет на Фолли-Бич того, что ищет… чем бы это ни было.

Эмми едва не задремала в нагретом салоне, но ее внимание привлекла ярко раскрашенная деревянная лодка справа от дороги с надписями «Luv Guv»[13]и «Не плачь по мне, Аргентина», нанесенными белым спреем поверх мешанины красок, покрывавших ровную поверхность.

Эмми едва не съехала с дороги, пока изгибала шею, чтобы лучше разглядеть плакатный комментарий местных остряков к внебрачным похождениям губернатора Южной Каролины, недавно попавших в сводки общенациональных новостей. Она была не уверена, нравятся ей подобные выпады или нет, но это совпадало с тем, что ей приходилось слышать о жителях Фолли-Бич, чьи нравы и обычаи находились в прямой зависимости от жарких лучей южного солнца.

Переехав через первый мост, Эмми выпрямилась, чтобы лучше видеть дорогу. Слева в отдалении стояла большая голубая водонапорная башня с аббревиатурой FB[14], выведенной крупными черными буквами внутри белого овала; это означало, что она, по крайней мере, движется в нужном направлении. Движение замедлилось после сужения дороги перед мостом через Фолли-Ривер, а пришвартованные лодки, оборудованные для ловли креветок, свидетельствовали о близости Атлантического океана. Соленый бриз ворвался в салон – новый запах, который был непривычным, но странно знакомым. Возможно, детские воспоминания матери Эмми передались ей еще в младенчестве, как если бы память о теплом песке между пальцами была такой же осязаемой, как материнская близость и забота.

Кусты с красными соцветиями, каких Эмми еще никогда не видела, помахивали ветвями по обе стороны дороги, словно зрители на долгожданном параде. «Край Америки», – подумала она, вспомнив о том, как ее мать называла Фолли-Бич: подходящее место для человека, которому некуда больше идти.

Снова взглянув на карту, Эмми направилась прямо к тому месту, где Фолли-роуд переходила в Сентер-стрит, единственную улицу на острове, оборудованную светофорами. В былые дни, объясняла ее мать, если вы ехали дальше по Сентер-стрит, то упирались прямо в океан. Теперь бетонный монолит «Холидей Инн» вставал на пути и закрывал вид, заставляя автомобили сворачивать направо или налево по Эшли-авеню.

Загорелся красный сигнал светофора, и Эмми остановилась. Пот струился по ее шее и лбу, но она по-прежнему сопротивлялась желанию поднять стекло и включить кондиционер. Голоса туристов и местных жителей наполняли все пространство вокруг, громкие звуки музыки из соседних автомобилей казались саундтреком к ее новому приключению, и она боялась что-нибудь пропустить – упустить из виду важное указание о том, что она поступает правильно. Она повернула налево на Ист-Эшли-авеню. Движение на двухполосной улице в выходной день было особенно плотным, и обочины были заставлены автомобилями, припаркованными бампер к бамперу. Многие были одеты в купальные костюмы, даже малыши в ходунках; переносные холодильники и доски для серфинга были неизменными принадлежностями отдыхающих, которые разгружали свои автомобили, грузовички и минивэны и брели к пляжу.