– Давайте же! Живее! – крикнул он своему арьергарду, который уже сражался с вражескими солдатами.

Эцио подождал, пока последний из его людей не оказался в безопасности на твердой земле, но двое солдат Борджиа уже бежали ему навстречу по мосту. Эцио встал у них на пути. Взяв меч в здоровую руку, он вступил в поединок. Даже раненый, он превосходил противников. Его меч мгновенно отражал их удары. Чуть отступив, Эцио пригнулся. Меч противника рассек воздух, зато оружие ассасина перерезало солдату коленное сухожилие. Вопя от боли и держась за обездвиженную левую ногу, он полетел в ущелье. Второй солдат решил нанести удар снизу и сбить Эцио с ног. Аудиторе снова отскочил, и сильный удар пришелся по обломку скалы. Отдача была настолько сильной, что солдат поморщился и застонал, едва удерживая меч в онемевшей руке. Эцио нанес ему косой удар – и противник покатился вниз. Взмахнув мечом еще раз, ассасин перерубил толстые веревки, удерживавшие мост, – солдаты Борджиа, успевшие на него ступить, с воплями полетели в ущелье.

Оглянувшись назад, Эцио увидел Чезаре. Рядом с ним стояла Катерина, по-прежнему закованная в цепи, которые сжимала в руках Лукреция. Тут же были Хуан Борджиа, смертельно бледный Микелетто и мокрый от пота французский генерал Октавиан.

Чезаре держал в руках какой-то странный предмет и размахивал им во все стороны.

– Следующей будет твоя! – в ярости крикнул он.

Эцио узнал голову дяди Марио.

Для Эцио осталось только одно место, куда он мог теперь отправиться. Погони он не опасался: чтобы снова напасть на уцелевших ассасинов, солдатам Чезаре понадобилось бы не один день огибать ущелье. Беженцам ассасин советовал отправляться в города, пока еще неподвластные Борджиа: Сиену, Сан-Джиминьяно, Пизу, Лукку, Пистой и Флоренцию. Там у них есть шанс найти себе пристанище. Он продолжал уговаривать мать и сестру вернуться во Флоренцию, считая, что там сейчас для них безопаснее всего. Но женщинам не хотелось возвращаться туда, где поругано и разграблено их семейное гнездо и где их ждало слишком много тягостных воспоминаний. К тому же обеими владело неистовое желание отомстить за гибель Марио.

Сам Эцио намеревался ехать в Рим, где Чезаре наверняка займется перегруппировкой своих сил. Быть может, опьяненный победой, он решил, будто с Аудиторе покончено и докучливый ассасин, получив серьезное ранение, умер где-нибудь по дороге. Если так, Эцио это только на руку. Однако была еще одна мысль, не дававшая ему покоя. Гибель Марио лишила братство предводителя. Макиавелли пользовался большим влиянием, но их отношения с Эцио сейчас были отнюдь не дружескими. Нужно что-то решать, и как можно скорее.

Среди уцелевших при осаде Монтериджони были не только люди, но и скот, который беженцы захватили с собой. Уцелела и любимая лошадь Марио. Теперь на ней ехал Эцио. Гнедую вел под уздцы старый конюх, сетовавший, что врагам досталось столько прекрасных скакунов.

Держа дядину любимицу под уздцы, Эцио попрощался с сестрой и матерью.

– Неужели тебе так надо ехать в Рим? – спросила Мария.

– Мама, единственный способ победить в этой войне – привести ее к порогу врагов.

– Но как ты рассчитываешь одолеть силы Борджиа?

– Я у них не единственный враг. И потом, Макиавелли сейчас в Риме. Я должен с ним помириться, чтобы дальше мы могли работать сообща.

– Яблоко у Чезаре, – напомнила Клаудия.

– Нужно молиться, чтобы он не поставил мощь Яблока себе на службу, – ответил Эцио, хотя его одолевали сомнения.

Леонардо теперь у Чезаре на службе. С годами художник наверняка стал лишь умнее и искуснее. Если бывший друг расскажет новому хозяину о тайнах Яблока или, того хуже, если оно снова окажется в руках Родриго…

Эцио тряхнул головой, прогоняя тревожные мысли. Об опасностях, исходящих от Яблока, он будет думать, когда они возникнут.

– Тебе не стоит ехать верхом, – продолжала Клаудия. – До Рима очень далеко, а ты еще не окреп. Неужели нельзя повременить пару дней?

– Борджиа не знает отдыха, и злой дух тамплиеров – тоже, – сухо ответил сестре Эцио. – Никто из нас не будет спать спокойно, пока мы не сломим их власть.

– А если такое время никогда не наступит?

– Нам нельзя прекращать борьбу. Если мы опустим руки, поражение неминуемо.

– È vero[31]. – Клаудия опустила плечи, но сейчас же расправила их. – Нельзя прекращать борьбу – твердо проговорила она.

– До самой смерти, – сказал Эцио.

– До самой смерти, – повторила Клаудия.

– Берегите себя.

– Ты тоже.

Эцио наклонился, поцеловал мать и сестру, после чего вскочил на лошадь и отправился на юг. Удары копыт отдавались тупой болью в его голове. Раненое плечо тоже давало о себе знать. Ассасин чувствовал себя безмерно уставшим. К телесной боли примешивалась и душевная, вызванная гибелью Марио и пленением Катерины. Мысль о том, что она сейчас находится в когтях Борджиа, заставила его содрогнуться. Разумнее всего было бы объехать войско Бордижа, однако сердце подсказывало: Чезаре достиг главной цели и теперь он, естественно, отправится домой.

Самое главное сейчас – остановить заразу, распространяемую семейством Борджиа, пока она не охватила всю Италию. А такое вполне возможно.

Эцио пришпорил лошадь и поскакал галопом по пыльной дороге.

У него кружилась голова, перед глазами все плыло, но усилием воли ассасин заставлял себя ехать дальше. Он поклялся себе: не отдыхать, пока не доберется до разбитой столицы его обреченной страны. Вот тогда он и выспится, но никак не раньше.

Со стороны Эцио было крайне глупо ехать так далеко на юг в таком состоянии, делая привалы исключительно ради отдыха лошади. Проще было бы добираться на перекладных, меняя лошадей, но гнедая кобыла Аньелла была последней ниточкой, связывавшей его с Марио.

Куда он попал? Эцио помнил, как добрался до предместья, застроенного грязными, обветшалыми домишками, среди которых поднималась величественная арка из желтого камня. Это было все, что осталось от ворот и некогда крепкой и красивой городской стены.

Первой мыслью ассасина было поскорее встретиться с Макиавелли и исправить все ошибки, порожденные милосердием, которое он тогда проявил к Родриго Борджиа.

Но до чего же он устал!

Эцио вновь откинулся на солому, на которой очнулся. Вокруг пахло только ею и слегка – коровьим навозом.

И все-таки, где он?

Перед мысленным взором вдруг всплыло лицо Катерины. Он должен ее освободить. Они должны наконец быть вместе.

Но быть может, ему нужно самому освободиться от нее? Правда, сердце подсказывало, что это не то, чего ему по-настоящему хочется. Можно ли доверять Катерине? Может ли обычный мужчина понять изощренные лабиринты женского ума? Увы, с возрастом муки любви ничуть не ослабевают.