Подняла взгляд к серьезному лицу, чей обладатель вновь казался взрослее своих практически, вчерашних, восемнадцати. А потом я наткнулась на светло-зеленые, глубокие глаза, и…

Мне показалось, что я Рому знаю давным — давно, словно он — моя родственная душа. Нет, я не пропала, не влюбилась с какого-то там взгляда, но мне очень сильно захотелось продолжить общение с этим парнем.

Он же, — скользнул взглядом по мне, как-то нервно сглотнул и резко отступил.

— Свои трусы не предлагаю, твое белье я кое-как просушил, как и обувь, — суетливо закопошился рыжий. Вскоре из сумки в сторону дивана полетели штаны и толстовка на молнии. — А вот форма дальнейшему ношению явно не подлежит: она вся изодрана. Извини.

— А… — открыла рот, чтобы спросить, как Авдеев перебил:

— Ты, давай, одевайся. Я сейчас выйду, а потом покажу тебе, где здесь можно сделать свои женские дела.

Сказать, что я была смущена — не сказать вообще ничего. Я не смогла даже выдавить из себя банальное “спасибо”, да и Рома быстро покинул помещение.

Свои вещи я нашла быстро: топ был еще влажный, поэтому надевать его я не стала. Трусики, штаны, благо, с резинками внизу и завязками на поясе, кое-как удалось подкосить, а вот в толстовке я откровенно утонула. Но снимать не стала, потому что мне было холодно и хотелось прикрыть грудь.

Боже! Рома ведь видел… Как стыдно! Лицо быстро залил предательский румянец, потому что в памяти всплыли кадры прошедшего дня, и… Нет, парень поступил правильно, хотя, наверное, и несколько с перебором. Мог бы нормально объяснить, что и как. Хотя, наверное, я бы все равно не поняла по-хорошему, будучи в том состоянии, в котором он нашел меня.

— Рит, ты в порядке? — раздался встревоженный голос за дверью.

— Да, — неуверенно промямлила, и парень тут же, буквально, ворвался в комнату.

Внимательно осмотрел меня и на что-то кивнул сам себе.

— Я сейчас завтрак наколдую, а ты можешь по женским делам пройтись. Только обуйся!

Пошарила взглядом по полу и наткнулась на свои туфли, в которые, буквально до верха, были напиханы куски газет.

— Дедушкин метод? — ухмыльнулась и пошла за обувью.

Вскоре, когда с утренними процедурами было покончено, мы расположились на ступеньках небольшого крылечка и незамысловато трапезничали: бутерброды с сыром, яблоки и молоко.

— Вообще, у деда Анисима есть продуктовые запасы, но, сама понимаешь, в чужом доме шибко хозяйничать негоже.

— А что с ним случилось, кстати? — спросила с набитым ртом.

— Ну, слушай: возраст, работа, семьи давно нет, а вот болячки есть. Несколько раз в году на реабилитацию кладут, — словно само собой разумеющееся пояснил Рома.

— Хорошо его знаешь? — вопрос сам слетел с языка, который я не успела прикусить.

Парень положил недоеденный бутерброд на тарелку.

— Двенадцать лет уж, мелкая, — пожал плечами зеленоглазый рыжик. — Я здесь стабильно раз в неделю бываю. В исключительных случаях — раз в месяц.

Наверное, я ожидала чего-то подобного, только все равно такой ответ поверг меня в полный шок.

На какое-то время мы замолчали. Мне есть тоже резко расхотелось. Зато сегодня, в ярком свете солнца, можно было бы попробовать найти родных или поискать в записях смотрителя.

— Извини за вчера. Пережестил, да? — виновато прозвучал тихий голос, нарушая тишину. Я ощутила, как по мне скользнул тяжелый взгляд. — Тебя, должно быть, дома потеряли.

Настала моя очередь снова загрустить. Наверное, я должна была что-то ответить, хотя бы ради того, чтобы мой новый знакомый не испытывал не заслуженную вину, только у меня не получилось произнести ни звука.

— Иди сюда, — буркнул Рома и перетянул меня к себе на колени. Его руки аккуратно обвили мое тело. — Мне тоже одиноко, мелочь. Только это не означает, что я совсем один.

— У меня была семья: любящие друг друга родители и моя половинка — сестренка Нютка. После того чудовищного несчастного и, главное, несправедливого, случая, у меня не осталось ничего.

Мать ушла в работу, из милой и доброй домоседки превратилась во властную холодную стерву, готовую идти по головам. Отец загулял по всем фронтам. Он ведь был бизнесменом, а тут — казино, вино, бабы… Во все тяжкие, в общем. С родственниками родители и вовсе разругались.

До меня никому не было дела, кроме моей учительницы Эмилии Петровны. К счастью, ее не уволили с работы, не отстранили, и даже никакого выговора не сделали, потому что с нами в ту злосчастную поездку ездила мама.

Тем не менее, моя наставница чувствовала за собой вину, поэтому, каждый раз, когда я просил, беспрекословно сопровождала сюда, на кладбище.

Только к четвертому классу у нас сменился учитель, потому что Эмилия Петровна куда-то спешно переехала. Это было больно. Тем не менее, свою традицию я продолжил уже самостоятельно.

Родители, которые к тому моменту успели развестись и разъехаться, никогда не знали где я, потому что мать наивно полагала, что меня заберет отец, а отец думал, что место ребенка — с матерью.

Я приходил туда, куда хотел. Повезло, что оба давали вполне щедрые карманные деньги. Зато, в одиннадцать у меня уже было свое небольшое дело — открытки ручной работы. Я их продавал везде, где только мог.

Деньги привозил сюда, чтобы купить каких деликатесов или лекарств деду, собрать на красивый памятник сестре… У Нюты даже ограда в виде кованых свечей сделана!

Рома все говорил и говорил, а я тихо плакала, уткнувшись носом в парня. Пожалуй, до этого момента, мне казалось, что моя боль — самая серьезная на свете…

Какое же большое и красивое сердце у рыжика! Я больше не боюсь. Знаю, что он никогда не причинит мне вреда.

Глава 6

— Ну, давай еще раз все записи пересмотрим, — не слишком уверенно предложил Рома.

И я понимала его настроение, ведь мы не только на пару несколько раз проверили книгу регистрации, но и обошли кладбище. Смысла в предложенном не было.

Затем мы вернулись к могиле Нюты: я помогла своему новому другу прибраться там, и собиралась оставить парня одного, но он попросил остаться.

Я слушала и тихо плакала о том, как Авдеев делился с невидимым собеседником последними событиями в своей жизни, включая наше с ним знакомство.

Рома настолько эмоционально и задорно рассказывал, что, порой, хотелось улыбнуться, только мне казалось это неуместным. Я так и продолжала стоять за спиной сидящего на земле парня, и тихо глотать непрошенные слезы.

Слишком неожиданно все закончилось, и зеленые глаза внимательно впились в мое лицо.

— Ничего, сейчас мы