но супруги Райт, владельцы магазина, казалось, любили пополнять ассортимент сильнее, чем что-либо продавать: с каждым моим визитом товаров становилось только больше.

Я прошла мимо изогнутого серванта, до отказа наполненного фарфором. Чего в нем только не было! И фигурки от Royal Doulton, изображающие девушек в старинных платьях, и солонки и перечницы в форме свинок, и фарфоровые животные: собаки и лошади всех пород и даже один барсук. Там же была фигурка черной кошки с зелеными глазами – как две капли воды похожая на Нюкту.

Я переступила роскошный табурет с вышивкой, подумав, что бабушке понравилась бы фарфоровая кукла на чиппендейловском стуле[16], протиснулась между шкафом и книжной полкой, набитой всем – от детских сказок до учебников по латыни в кожаных переплетах. Наконец я очутилась у стеклянных витрин около кассы в дальнем углу магазина. Внутри были ящики с ювелирными украшениями, часами, военными медалями, брошами, различными инструментами и прочими ценными мелкими предметами, которые легко можно украсть.

Мистер Райт стоял ко мне спиной и, насвистывая, что-то полировал.

– Мистер Райт? – негромко позвала я, чтобы не напугать его.

Мужчина обернулся, и я завопила. На меня был направлен крайне опасный на вид меч; его острое, как бритва, лезвие поблескивало при свете ламп. Раздался звук, похожий на откусывание ногтя: меч задел пуговицу на моей куртке.

Мистер Райт поднял глаза и затем, словно не осознавая, что чуть не проткнул меня, сказал:

– О, это же внучка Агнессы! Рад тебя видеть. – Тут он, видимо, вспомнил, что с ней случилось. – Как жаль, что ее больше нет. Она была замечательной женщиной, прекрасной соседкой.

Я поблагодарила его и согласилась, что она была замечательной женщиной и прекрасной бабушкой. Мистер Райт явно забыл, что в его руках смертельно опасное оружие. Я сделала шаг назад, чтобы не напороться на лезвие.

– Внушительный меч.

Уберите его от меня подальше!

Мужчина не понял намека и меча не опустил – наоборот, поднял выше, демонстрируя его.

– Отличный образец холодного оружия Пруссии тысяча семьсот девяностых годов! – гордо произнес он.

Узкое лезвие было около полуметра в длину.

– Посмотри, – сказал мистер Райт, указывая на ложбинку посередине. – Видишь этот канал? Он был нужен, чтобы кровь из противника вытекала быстрее.

– Интересненько, – слабо выдавила я.

– Как раз обзавелись новой партией на распродаже частной коллекции. Пойдем покажу.

Мистер Райт отвел меня за кассовую стойку. Там, на столе, лежало еще несколько мечей и кинжалов – их он отполировать пока не успел.

– Вот этот тебе понравится. Американский. Парадный меч кавалерии, выкован в тысяча восемьсот шестьдесят четвертом году.

– Красивая гравировка, – кивнула я.

– А этот – самый древний, – продолжил мистер Райт, показывая куда более короткое оружие – скорее нож, чем меч. – Кинжал с двумя лезвиями, предполагаю, шестнадцатого века. Прекрасный экземпляр. Только взгляни на эту поперечную гарду!

Очевидно, речь шла о полукруглой штуке внизу рукоятки. Наверное, атакующий держался за нее и надавливал, чтобы глубже вонзить лезвие в жертву. На конце полукруга были стальные шарики – видимо, для украшения. Кожа на рукоятке потемнела – вероятно, от пота и масла на руках тех, кто владел кинжалом.

– Выглядит ужасно острым, – подметила я.

– Да, милая, они все великолепно заточены. Прошлый владелец прекрасно следил за их состоянием.

Остры, как зубы вампира. Я вспомнила, зачем пришла.

– Мне нужен крест из чистого серебра на серебряной цепи. Чем больше, тем лучше. У вас такие есть?

– Разумеется. Они лежат вот тут. Давай-ка достану ключ.

Мистер Райт начал перебирать ключи в связке на поясе, по-прежнему держа в руках меч.

– Пап, чем ты тут занимаешься? Опять покупателей распугиваешь? – спросил мужской голос.

Я повернулась. Из-за вешалки со старинной одеждой вышел сын четы Райт, Питер. Магазин был устроен примерно так же, как бабушкин: Питер, очевидно, спустился из квартиры. Жаль, что он не появился минут на пять раньше – тогда его отец меня действительно напугал.

Раздался стук, словно кто-то уронил ложки. Мистер Райт опустился на пол, пытаясь нашарить связку ключей. Питер подошел к нему и забрал меч, глядя на меня с шутливо преувеличенным ужасом.

– Пап, давай я разберусь, а ты иди наверх и помоги маме. – Питер повернулся ко мне: – Подсказать что-нибудь?

Питеру было лет сорок пять, он служил военным. Родители им очень гордились. Он много лет провел в пустыне, и его кожа даже в Оксфорде оставалась смуглой. Он носил короткую стрижку, а его рубашка и брюки были выглажены, словно парадная форма. У Питера было двое детей, но, кажется, с браком у него не сложилось. Вроде как он развелся с женой – бабушка мне рассказывала, но подробностей я не помнила.

Питер отправился за застекленную кассовую стойку. Мистер Райт кивнул ему и сказал:

– Это Люси, наша соседка. Помнишь ее?

– Я не совсем соседка – просто внучка Агнессы Бартлетт. В гости приехала.

Питер несколько секунд внимательно смотрел на меня.

– О, я тебя и не узнал сначала. Ты так выросла! – Он взглянул на отца. – Красавица, правда?

– Еще какая!

– Ой, перестаньте, – рассмеялась я.

Когда Питер положил меч на стол и занял место отца, который направился в квартиру, мне стало как-то легче.

– Я слышал, что случилось с твоей бабушкой, – вздохнул Питер, пробуя разные ключи до тех пор, пока не нашел нужный. – Мне очень жаль.

– Спасибо. Я все никак не свыкнусь.

– Такова уж смерть. Даже в зоне боевых действий ее не ждешь.

– Скоро вернетесь на службу?

– Нет-нет. Я нужен родителям: с моего последнего приезда дела у них пошли хуже. – Питер покачал головой. – Они уже не справляются с магазином. Ему – да и другим – требуются новые владельцы.

Я не знала, как ответить тактично, поэтому издала неопределенный звук, который мог значить что угодно, а затем нажала на кнопку, от которой ящики пришли в движение. Я просмотрела огромный ассортимент старых колец и брошей, амулетных браслетов, табакерок, таблетниц, наручных часов, ожерелий и сережек. Среди предметов было несколько маленьких серебряных крестиков на тонких цепочках – они предназначались для маленьких девочек. Я же хотела нечто покрупнее, о чем сообщила Питеру.

– Подожди минутку. Кажется, кресты побольше лежат вот там. Скоро вернусь.

Когда Питер ушел, я заглянула в другую витрину. Там лежали часы на любой вкус: от золотых карманных до дешевых подделок. Закончив рассматривать их, я подняла голову и увидела визитку. Визитку с именем Сидни Лафонтен. Той самой, чей клиент желал приобрести «Кардинал Клубокси».

Она что, и в «Пенни-фартинге» была? Я-то думала, что ее покупателю был нужен именно магазин рукоделия. Однако ему, видимо, подходило любое заведение на нашей улице.

Питер вернулся, держа в руках три толстые серебряные цепи разной длины и два серебряных крестика. Один из них был где-то два с половиной сантиметра длиной, другой – вдвое больше. Я выбрала тот, что крупнее, и самую массивную цепь. Проверив, что на обоих предметах стоит знак чистого серебра, я повесила крестик на цепь. Она была такой длинной, что я могла надеть ее через голову. Вес серебра на шее успокаивал.

Покупка обошлась мне в двести фунтов – приличная сумма, но собственная кровь была дороже. Я хотела сберечь ее.

– Давай-ка начищу, – сказал Питер. – Чтобы блестел как новенький.

Взяв ткань для полировки, мужчина принялся за мой отпугиватель вампиров. Я спросила его, знаком ли он с Синди Лафонтен, и показала ему визитку. Оторвавшись от чистки, он бросил взгляд на бумажку.

– Ты о риелторше? Да. Приятная женщина. Один из ее клиентов готов выложить уйму денег за ряд магазинов на Харрингтон-стрит. Мои родители только за: хотят выйти на пенсию, да и сумму им предлагают щедрую. Твоя бабушка тоже хотела продать магазин. Вполне понятно: все владельцы здешних заведений стары как мир. – Питер посмотрел на меня. – Без обид.

И снова это несовпадение! Завещание и письмо бабушки и слова людей, которые недавно с ней общались, расходились. И чему мне прикажете верить?

Прежде чем Питер пробил мои покупки, я спросила, нет ли у них деревянных крестов. Он с любопытством взглянул на меня, но расспрашивать не стал – сказались то ли вежливость, то ли британское воспитание. Наверное, он подумал, что я католичка и, возможно, после смерти бабушки решила глубоко погрузиться в веру. Я не стала никак оправдываться и вышла из магазина,