— Вы заметили, стоит нам только засесть за еду, как сразу появляется какая-нибудь местная тварь? — пожаловалась Верка. — В конце концов это неприлично.

— А если они и в самом деле голодные? — жалобным голоском произнесла Лилечка. — Можно, я ее шоколадкой угощу?

— Еще чего! — фыркнул Смыков. — В шоколадке калории содержатся. Их беречь надо. Разве напасешься шоколада на всех нахлебников. Им только дай потачку… Тучей слетятся.

— Тогда хоть печенья, — настаивала Лилечка.

— Обойдется, — Зяблик щелчком послал в сторону цветка окурок самокрутки. — Пусть хоть за это спасибо скажет.

Фиолетовая чаша, конечно же, ничего не сказала, однако качнулась в воздухе и ловко поймала окурок.

— За малинку пошел! — ухмыльнулся Зяблик. — Знаете, как мы пацанами развлекались? Поймаем жабу потолще и засунем ей в пасть зажженную сигарету. Она ее тягает, давится, но выпустить из себя дым почему-то не может. Будто бы ниппель какой у нее в глотке. Как футбольный мяч раздувается. Некоторые даже лопались, честное слово.

— Я думала, тебя дебилом жизнь сделала, — сказала Верка с сочувствием. — Алкоголизм, контузии там разные. А ты, оказывается, и в детстве редким придурком был.

— Эй, что такое! — Цыпф с шумом втянул в себя воздух. — Горит где-то!

— Хреновина эта новоявленная и горит, — Зяблик вскочил на ноги. — Неужто от бычка занялась!

И действительно, из фиолетовой чаши столбом валил дым, куда более светлый, чем окружающие сумерки. Прежде чем ватага приблизилась к месту загорания, Смыков успел отчитать Зяблика за преступное головотяпство, а тот в ответ пообещал спалить при случае весь этот паскудный мир или хотя бы половину из его треклятых измерений.

Неизвестно, как развивался бы столь конструктивный диалог в дальнейшем, если бы оба приятеля разом не утратили дара речи — так глубоко было впечатление, произведенное на них видом фиолетовой чаши, до краев наполненной дымящимися окурками. Противно пахло дрянной махоркой и горелой бумагой.

— Вот так пепельница! — присвистнул Зяблик. — Крупный перекур тут проводился. Не меньше чем дивизией.

— Что за фокусы опять! — Смыков, разгоняя дым, махал обеими ладонями.

— Действительно, фокусы! — Цыпф тщательно сравнивал между собой окурки. — Одинаковые. Тютелька в тютельку. Понимаете, в чем тут дело?

— Понимаем, — Верка не скрывала своего огорчения. — Если бы разрешили Лилечке бросить сюда шоколадку, был бы у нас сейчас пуд шоколада.

— Быстрее! — приказал Зяблик, горстями выбрасывая наружу окурки. — Выгружай!

Даже для пяти пары рук работы было более чем достаточно, тем паче что тлеющая махорка обжигала пальцы, а дым ел глаза. Едва только волшебная чаша освободилась (под ногами теперь сияло и дымилось, словно ватага по примеру легендарных нестинаров собиралась плясать на углях), как Верка боязливо сунула в нее плитку прессованных орехов, на всякий случай освобожденную от обертки.

Ждать результатов пришлось недолго. Очертания чаши вдруг потускнели и утратили четкость. На мгновение она вновь стала роем мельтешащих искр, а затем исчезла бесследно. Ореховая плитка брякнулась на то, что в обычном мире называется землей или твердью, а тут было черт знает чем — некой невидимой, почти условной плоскостью.

— Испортили! — ахнула Лилечка. — Такую вещь испортили!

— Да тут ничего даже бомбой не испортишь, — успокоил ее Зяблик. — Все с хитрым расчетом задумано. И не такими мозгами, как наши.

— Одноразового действия аппарат, — многозначительно произнес Смыков. — Чтоб не обжирались зря. Надо следующего сеанса ждать.

— Вы уверены? — Лилечка оглянулась по сторонам. — Лева, это правда?

— Да, — Лева почесал затылок. — Скорее всего…

— А что мы туда положим завтра? Что-нибудь вкусненькое? — не унималась Лилечка.

— Не положим, а нальем, — строго сказала Верка, в последнее время взявшая на себя обязанности начпрода.

— Спиртяги? — воскликнул Зяблик. — Вот это дело!

— Простой воды нальем, — отрезала Верка. — У нас всего три фляги осталось. А там видно будет.

Ко сну отходили полуголодными, но окрыленными надеждой на скорое изобилие. Все уже засыпали, когда Зяблик поднял голову и замогильным голосом произнес:

— А ведь соврал этот жук навозный, что егерем назвался… Если здесь повсюду такие цветочки растут, то и патронов у его шоблы должно быть навалом…

Никто ничего ему не ответил, да Зяблик уже и сам храпел, как лошадь перед непогодой.

— Без костра мы тут скоро загнемся все к хренам собачьим! — клацая зубами, сказал наутро Зяблик.

— Было бы хоть одно поленце с собой, — мечтательно произнес Смыков, вместо шапки, утерянной еще в Нейтральной зоне, водрузивший себе на голову чалму из махрового полотенца. — Мы бы его размножали ежедневно.

— А жрали бы что? — буркнула Верка, покрасневшими руками ломая очередную плитку шоколада. — Угольки?

Уже окончательно рассвело, и хрустальный чертог, полный смутных теней и обманчивых миражей, вновь засиял вокруг всеми оттенками лазоревого цвета.

— Публика уже на ногах, — сообщил Цыпф, внимательно следивший за суетой, царившей вдали и вблизи. — Блохи очнулись от спячки. Представление возобновляется.

— Тогда, может, и мы пойдем, — предложила Верка. — Или будем сигнала дожидаться?

— Пойдем, пойдем, — поддержал ее Смыков. — Я так думаю, что рассвет сам по себе и есть сигнал. Персонально каждого здесь уговаривать не будут.

На этот раз в путь стали собираться с охотой — хотелось побыстрее размять закоченевшие конечности и разогреть кровь.

— Давайте оставим вещи здесь, — закапризничала Лилечка, когда Цыпф стал навьючивать на нее дорожный мешок. — Что с ними станется? Мы же опять сюда вернемся.

— Ни в коем случае, — сразу всполошился Смыков. — Не будем рисковать. Сначала нужно убедиться, что это система, а не случай.

— Мне, честно сказать, сюда и возвращаться не хочется, — Верка покосилась на разбросанные повсюду растоптанные окурки. — Не люди мы, а свиньи…

— Свиньи в небо не смотрят, зато как живут, — философски заметил Зяблик.

Новый день ничем не отличался от предыдущего. Ватага, не выбирая пути (который, учитывая местную специфику, и выбирать-то было невозможно), двигалась вперед, и то же самое, по-видимому, делали сотни, если не тысячи, других землян, искавших здесь покоя и отдохновения, а в результате получивших нечто прямо противоположное.

Нельзя было даже сказать, идет ватага прямо или выписывает зигзаги. Любой из ориентиров, которым они пытались воспользоваться, в конце концов обманывал их. Изумрудные айсберги, на манер облаков висевшие в зените, внезапно исчезали. Кучки людей, до этого двигавшихся параллельным с ватагой курсом, как будто бы под землю проваливались. Поблескивающие бриллиантовыми гранями фантастические структуры, на которые они обратили внимание еще вчера, оборачивались сизым туманом. Все было зыбко, неопределенно, непредсказуемо…