Унижение, как приставленный к горлу нож.

— Мама, пойдем.

Она огляделась по сторонам, не понимая, где они находятся. Звук приблизившегося и затормозившего автомобиля. Мама Якоба опустила стекло:

— Привет, вы домой? Если хотите, могу подвезти.

Ей что-нибудь известно? Она не из тех ли, кто все

знает и с жалостью смотрит ей вслед?

— Не нужно.

— Мама, ну пожалуйста.

— Мы пойдем пешком.

Эва бросила на нее быстрый взгляд, взяла Акселя за руку и потащила за собой. Мама Якоба медленно ехала следом.

— Послушай, родительский комитет собирает встречу, чтобы спланировать «Лагерь первобытных людей» на природе. Как у тебя на этой неделе?

Она не могла ответить, у нее не было слов. Она ускорила шаг. Пять метров до тропинки через сквер. Не ответив, Эва свернула с тротуара, подтолкнув вперед Акселя. За спиной какое-то время раздавался шум двигателя на холостом ходу, но потом машина поехала дальше.

Линда. Сколько ей лет? Двадцать семь — двадцать восемь? Детей нет, это точно. И ей удалось соблазнить отца ребенка из их детсада, хотя у нее нет ни малейшего представления о том, что такое нести ответственность за жизнь другого.

Она посмотрела на маленького человека перед собой. Короткие ножки в широких ярко-красных непромокаемых штанах, точно воздушные шарики. Увидев наконец дом, Аксель бросился к нему бегом.

Она остановилась.

Мелькнув среди кустов сирени, Аксель скрылся за входной дверью. Ее сын в одном доме с предателем. С этим трусом, у которого не хватает мужества держать ответ за свое предательство.

То, что он совершил, непростительно. Она никогда не простит ему это.

Никогда.

И ни за что.

Впервые за два года и пять месяцев он проведет вечер не в больнице. Злость, вызванная предательством Анны, не ослабевала. По крайней мере, так он ее проучит. Пусть лежит в одиночестве и думает, где он. А завтра он расскажет, что ходил в ресторан и ему было весело. И тогда она пожалеет и поймет, что его нужно простить. Если она не сделает этого, он поступит так, как ему предлагают. Бросит все и пойдет дальше. А она будет лежать там и гнить, и никому не будет до нее дела.

Это чудовище психолог уговорила его на еще одну встречу. Только дав согласие, он смог отделаться от нее, а это ему было тогда необходимо. Анна не показывала, что раскаивается в своем предательстве, и усилившееся навязчивое состояние лишило его самообладания. Но потом он все-таки заставил ее понять, и ему снова стало легче.

Он дошел пешком до самого центра. Вернувшись домой, оставил машину на улице и, не заходя в квартиру, отправился на прогулку. По дорожке вдоль залива Орставикен, через старый мост Сканстуллсбрун и дальше в сторону района Сёдермальм. Миновал несколько баров на Йотгатсбаккен, но одного взгляда на огромные стеклянные окна хватало, чтобы не раздумывая идти дальше. Хотя сегодня обычный четверг, но везде столько народу, что решимость его ослабла. Все-таки пока он не готов никуда идти.

Как потом оказалось, он все же продолжил идти. Мимо многочисленных баров Сёдермальма и дальше через Слюссен в Старый город, словно маршрут его прогулки был предопределен заранее.

Ее он увидел, пересекая площадь Йернторгет в направлении улицы Эстерлонггатан.

Окно с красной маркизой.

Она в одиночестве сидела на барном стуле у окна и смотрела на улицу, отпивая из почти пустого бокала. Пораженный, он остановился. Стоял не шевелясь и во все глаза рассматривал ее.

Разительное сходство.

Высокие скулы, губы. Разве могут люди быть так похожи? Как долго он не видел этих глаз. И эти руки, которые никогда не касались его.

Какая красивая. Красивая и живая. Такая же, как раньше.

Он чувствовал, как тяжело и глухо стучит сердце.

Внезапно она поднялась и ушла в глубь помещения. Нельзя потерять ее из вида! Поспешно преодолев несколько метров площади, он без малейшего колебания открыл дверь и вошел. Она стояла у барной стойки. Весь страх внезапно исчез, осталась лишь твердая вера в то, что он должен быть рядом, слышать ее голос, говорить с ней.

Стойка изгибалась под прямым углом, и он стал так, чтобы видеть ее лицо. У него дыхание перехватило. Она словно излучала сияние. Вся утраченная нежность, красота, все самое ценное в этой жизни сосредоточилось в женщине, которая стояла перед ним.

Неожиданно она повернула голову и посмотрела на него. Он перестал дышать. Ничто не заставит его оторваться от этих глаз. Она повернулась к бармену:

— Грушевый сидр, пожалуйста.

Сняв сверху бокал, бармен наполнил его. Кольца на левой руке нет.

— Сорок восемь крон, пожалуйста.

Она потянулась к сумке, а он даже не задумался. Слова прозвучали сами собой:

— Можно мне угостить вас?

Она снова посмотрела ему в глаза. Он видел, что она колеблется, и, затаив дыхание ждал приговора. Если она скажет «нет», он погиб.

Она осторожно улыбнулась:

— Конечно.

Наверное, это радость, в растерянности думал он. Давно он не испытывал подобного чувства. Но знал, что оно должно быть таким и что отныне ему не нужно бояться.

Полный, всеобъемлющий покой.

— Спасибо.

Как ему скрыть благодарность? Он с облегчением вытащил бумажник.

— Мне такой же.

Он быстро положил сотню на прилавок, и бармен протянул ему бокал. Когда он повернулся к ней, она снова улыбалась:

— Это ведь мне нужно вас благодарить?

Он приблизил свой бокал к ее и почувствовал, как радость охватывает все тело.

— Нет, благодарить должен я, а не вы. Ваше здоровье!

— Ваше здоровье!

— И за встречу.

Бокалы встретились. От этого касания его как током ударило. Он смотрел на нее не отрываясь. Он будет помнить каждую линию, каждую черту. Пока снова не увидит ее.

Она сделала два глубоких глотка. Когда она допьет, он снова угостит ее.

Снова и снова.

— Меня зовут Юнас.

Она приветливо улыбалась:

— Вот как.

Внезапно он почувствовал неуверенность. Как ее разговорить? Он должен любыми путями завоевать ее доверие. Может, ей кажется, что он повел себя слишком напористо, предложив оплатить ее сидр?

— Поверьте, обычно я не угощаю незнакомых женщин. Мне захотелось угостить именно вас.

Она быстро посмотрела на него, а потом перевела взгляд на свой почти пустой бокал.