— К ведьме Даку завела, — встрял Стодол, всё ещё злой на цирюльницу. — Ведьма отродье подсунула.

— Это оборотень, — пояснила Врени, с трудом удерживая детёныша. Проклятая девчонка визжала и вырывалась. — Магда просила её выкормить и воспитать. Дака взялась.

— Где вы её видели?!

Наёмники удивлённо переглянулись. Увар был не то встревожен, не то зол, не то не пойми что. Иргай махнул рукой за спину.

— Большеногая, Дака, идите в лагерь, — приказал Увар. — Карско, проследи. И помалкивай. Будешь болтать — шкуру спущу. Оборотня оставить. Иргай, Стодол, ведите обратно.

Врени с Дакой вернулись в лагерь вместе с молодым наёмником. Дака по-прежнему несла сына за спиной, а вырывающегося волчонка — на руках. Их окружили люди.

— Где вы были? — спросила матушка Абистея. Врени покосилась на Даку, та вздёрнула подбородок. Сын у неё за спиной проснулся и заплакал. — Что это вы принесли?

— Увар велел, — заявила Дака.

— А ночью гулять тебе тоже Увар велел? — не отставала матушка Абистея.

Врени нахмурилась. Матушка Абистея приказывала всем женщинам, девушкам и детям отряда, кроме, может быть, цирюльницы и жены самого Увара. Но тот и не брал жену с собой в поход. А ещё она была свекровью Даки. По всем обычаям матушка Абистея была именно той женщиной, которую Дака была обязана слушаться.

— Сагилла зачем взяла? — не отставала матушка Абистея. Сагиллом звали сына Даки, в честь её старшего брата и побратима Иргая. Тот погиб в прошлом походе по пути из степей в Тафелон.

— Увар не велел болтать, — сказала Врени. — Вон, Карско знает.

Карско, на которого все уставились, молча кивнул. Он побаивался матушки Абистеи, хотя, наверное, дал бы себя зарезать, но не признался бы в этом.

— Зачем волчонка взяла? — нахмурилась матушка Абистея. — Тоже Увар велел?

— Тоже Увар, — подтвердила Дака, крепче сжимая приёмную дочь. Та чихнула, сморщилась, дёрнулась… и вот в руках у Даки была маленькая девочка, которая тут же зашлась в пронзительном плаче.

Кто-то в толпе сплюнул, кто-то засвистел. Дака прижала девочку к груди.

Матушка Абистея сделала странный жест, как будто отгоняющий что-то… или кого-то…

— К себе иди, — приказала она. — А сына отдай. Не то загрызёт его твой волчонок.

— Нет, — дёрнулась, как от удара Дака. — Мой сын. При мне будет.

— Мой внук. Сын моего сына. Отдай.

— Моя дочь. Мой сын. Со мной будут, — настаивала Дака.

— Тогда иди к тому, кто тебя примет, — пожала плечами матушка Абистея. — Нечего оборотню в шатре моего сына делать.

Дака снова вздрогнула, но ничего не сказала. Покосилась на Врени.

— Иди ко мне, — вздохнула цирюльница. Дака задрала нос и пошла в её шатёр. Врени пошла за ней, спиной чувствуя взгляды собравшихся. К ним подскочил Юлди, молодой монах из ордена Камня.

Прежде Врени знала одного монаха этого ордена, брата Полди, человека робкого, художника и мечтателя, фанатично преданного своему ордену и отцу приору, который позже оказался никем иным, как папским легатом отцом Сергиусом. Полди был удивительно искренним и чистым человеком, он никогда не лгал, несмотря на телесную слабость, не просил снисхождения и знал превеликое множество легенд и сказаний. Юлди… брат Юлди был не менее честным человеком, но, в отличие от Полди, задиристым и горластым. Вычурную рясу своего ордена он надевал поверх кольчуги, никогда не расставался с боевым топором и первым вызывался, когда наёмники желали помериться силой на привале. В поход он напросился, слёзно умолил отца Сергиуса, так ему хотелось самому увидеть земли язычников, не знающих ещё слова Заступника. Идеи легата об обращению в веру заблудших, одарённых тайными силами, тоже пришлись по нраву монаху и он даже попробовал выступить с проповедью перед теми оборотнями, которые преградили им дорогу в лесу. Врени даже удивлялась, как он после этого решился с ними драться. Но ничего, рука не дрогнула. Видимо, решил, что невразумлённых словом можно и нужно вразумлять топором. Впрочем, цирюльница подозревала, что оборотни попросту не поняли его языка. С Уваром они переругивались на ломаном нагбарском.

Монастырь ордена Камня, где прежде жили и брат Полди, и брат Юлди, стоял возле перевала и славился собаками, спасающими замёрзших путников. Полди очень любил собак и был готов восхищаться даже оборотнями. Юлди, которому запретили брать с собой в поход любимого пса, как выяснилось, тоже любил всё пушистое и остроухое.

— Так это оборотень?! — восхищённо спросил он, протягивая руки к девочке. Та протестующе заорала и крепче вцепилась в приёмную мать. Дака косо взглянула на монаха. Она ещё слишком мало знала его и не считала одним из своих. С посторонними мужчинами женщины в её племени не разговаривали. Но Юлди таких намёков не понимал и не собирался понимать.

— Пусть он уйдёт, — нетерпеливо потребовала Дака у цирюльницы.

— Юлди, — устало произнесла Врени. — Сейчас не время…

Лицо монаха огорчённо вытянулось, но вскоре снова просияло.

— Это оборотень, — сказал он, обращаясь уже к Врени. — Вы достали настоящего оборотня! Мы сможем обратить его в истинную веру! Мы докажем, что у них есть душа, что они могут принимать дары Заступника!

Врени закатила глаза.

— Это она, — едко произнесла цирюльница и двинулась вперёд. Юлди был парнем крепким, но всё же ему пришлось отступить, когда Врени пошла прямо на него. — Девочка.

— Женщины тоже могут слушать святые наставления, — ничуть не смутился брат Юлди, но дорогу всё-таки уступил.

К Даке подошла одна из её соплеменниц, Мада, что-то быстро ей сказала на их языке, получила резкий ответ, отвернулась, мотнув длинными косами — совсем как Дака ещё совсем недавно. Пропустив соплеменницу, Мада остановила Врени.

— Зачем Дака мужу врёт? Мы всё видим. Говорит, у нас женщины в шатре всё решают! Зачем она врёт? Мы смеялись, а она волка притащила. Мужа не послушала, мать его не послушала, только себя послушала! А если он Сагилла загрызёт? Все плакать будем! Скажи ей, пусть выкинет волчонка!

— Она выкинет, как же, — хмуро ответила Врени, чувствуя себя виноватой перед всеми.

— Ну смотри! — вспылила Мада и снова мотнула чёрными косами. — Поймаю эту тварь — задушу! Сама задушу!

— Что ты на меня кричишь? — нахмурилась Врени. — Иди Даке это скажи.

— Да что с тобой разговаривать! — махнула рукой Мада и ушла.

* * *

Врени вошла в шатёр, где Дака уже разворачивала сына и обнажала грудь. Получив молоко, оба ребёнка замолчали.

— Юлди совсем дурной, — сказала Дака, покосившись на Врени. — Смешной человек. Странный.

— Ты поругалась со всем отрядом, — начала было Врени, но Дака мотнула головой в знак того, что не желает слушать.