Там за время его отсутствия почти ничего не изменилось, только людей прибавилось. В коридоре Родик встретил директора. Они дружески обнялись и обменялись фразами, суть которых сводилась к народной мудрости «поживем — увидим». Родик объяснил, что спешит, и побежал в кассу. Оформление билетов не заняло много времени, хотя четыре купе в одном вагоне организовать не удалось. До офиса было «рукой подать», и Родик, мокрый то ли от дождя, то ли от пота, приехал на работу раньше назначенного времени.

Григорий Михайлович сидел в кабинете и уже успел изрядно надымить.

— Гриша, я открою окно, — утвердительно вместо приветствия сказал Родик, снимая пиджак. — Билеты я взял. Правда, на двадцать второе. Что-то новое узнал?

— Узнал… В город вводят войска или уже ввели. Устанавливается чрезвычайное или военное положение. Будет комендантский час…

— Серьезно… А на улице спокойно.

— Говорят, что все происходит на Арбате, на Кутузовском, около Верховного Совета.

— Что делать с отъездом в Африку?

— Не знаю… Это чистый форс-мажор, хотя чего-то такого ожидали, но позднее. Я тебе намекал…

В кабинет вошел Юра. Весь вид его говорил о крайнем возбуждении.

— Доигрались! Опять Государственный комитет, чрезвычайное положение, ЧК, НКВД, КГБ, ГУЛАГ… Еврейские погромы будут? Я на всякий случай мастерскую закрыл и людей отпустил домой…

— Успокойся. Сейчас все соберутся, и обсудим извечный российский вопрос «Что делать?», — попытался остановить словесный поток Родик.

— А что обсуждать?.. Бежать надо. Я на баррикады не пойду, — не желая успокаиваться, продолжил Юра. — У меня семья. Говорили мне: уезжай. Все умные люди уже давно в Германии. Даже дураки, и те уехали в Израиль, живут спокойно. А здесь всегда революция…

— Остынь, еще толком ничего не известно, — спокойно и твердо потребовал Григорий Михайлович.

Юра то ли уже выговорился, то ли внял приказным ноткам в голосе Айзинского, но замолчал и принял позу древнегреческого философа.

Родика вдруг пробил озноб. Он встал и заходил по кабинету, пытаясь просушить одежду. Потом, не обращая ни на кого внимания, разделся по пояс и закутался в неуспевший промокнуть насквозь пиджак. Стало комфортнее, тело согрелось.

Все молчали. Григорий Михайлович нервно курил.

Боря, Михаил Абрамович и Саша появились одновременно и, как бы подчиняясь общему настрою, молча расселись вокруг стола. Родик невольно провел ассоциации с поминками, не хватало только водки и закуски. Желая разрядить обстановку, он сказал:

— Вы как на похоронах. Пока ничего не известно. Перестройку и наши дела хоронить рано. Давайте обсудим сложившуюся ситуацию.

— Я слушал вражеские голоса, — отозвался Боря. — Они твердят, что у нас путч, подобный чилийскому. Что-то говорят про консолидацию демократических сил страны. Обещают поддержку.

— Это здорово, но против лома нет приема, — прокомментировал Юра.

— Действительно, на стороне этого Комитета все силовые министры, — пессимистически добавил Михаил Абрамович. — Демократия — это Ельцин, Хасбулатов… Но у них только должности, а реальной власти никакой. Рассчитывать на самосознание нашего народа не приходится. Это сборище алкоголиков, воспитанных социализмом. Им любой «изм» годится. Дай только водки.

— Миша, ты не прав. Я ехал в метро и слушал, что говорят. Народ волнуется. Возврата прежнего хотят в основном старики. Да и то не все. Люди возмущаются произошедшим, — возразил Боря.

— У нас всегда на кухне возмущаются, а как дело доходит до публичного волеизъявления, все начинают поддерживать власть. Я вообще удивляюсь, как в России произошла революция. Даже готов признать гениальность Ленина, хотя есть мнение, что революцию сделал Троцкий, — парировал Михаил Абрамович.

— Ребята, мы уходим в демагогию и политические дебри, — вмешался Родик. — Давайте спустимся на землю. Я еще утром предложил сыграть «труса» и уехать из Москвы. Билеты я добыл, через три дня можем отправиться на Урал. Там месячишко отдохнем в чудесных условиях, порыбачим, пособираем грибы. Атам, глядишь, либо падишах умрет, либо осел.

— Три дня — срок большой. Многое может измениться. Поэтому об отъезде говорить рано… То, что ты, Родик, достал билеты — хорошо. Пусть полежат. Семьи предупредить надо, но аккуратно, чтобы женщины не запаниковали. Работу прекращать нецелесообразно. При любом исходе это расценят негативно. Мы живем и работаем по тем законам, которые существуют, нарушать их не имеем права. Отпускать людей с работы без уважительной причины нельзя, а выгонять — тем более. Чем бы ни кончилась сегодняшняя ситуация, рано или поздно будет анализ и нас могут призвать к ответу. Поэтому мы должны действовать строго в рамках законов и имеющегося юридического и экономического поля. Вмешиваться, я считаю, не следует, — сказал Григорий Михайлович. — И еще предлагаю: в коллективах обсуждение свести до минимума…

— Философия китайского тигра, сидящего на горе. Не наивничайте. Отсидеться вам так просто не удастся. Боря же сказал: у нас военный путч. Вас завтра повяжут и отправят на какой-нибудь стадион, а потом распределят по лагерям. Благо, их у нас еще много. А брать нас будут как раз на работе по доносу наших же сотрудников, — горячо, вероятно, отдохнув от предыдущего выступления, вмешался Юра. — Я лично ждать, пока меня, как овцу, поведут на убой, не стану…

— Юр, твои эмоции утомили. Что в них толку? Ты предложи что-нибудь, а пугать всех бессмысленно, мы и без твоих страшилок все осознаем. Думаешь, я так просто побежал с самого утра за билетами? Понадобятся они или нет — не знаю, но это хоть какие-то действия, а ты только орешь, — начиная выходить из себя, прервал Юру Родик. — И вообще, если подумать: кому ты нужен — стареющий русский еврей? Иди лучше выпей водки и успокойся. В твоем любимом Чили народа меньше, чем в нашем Свердловском районе. Этому комитету в ближайшие месяцы предстоит разобраться с вновь испеченными российскими и другими президентами, с их демократической свитой. Ельцинцев, хасбулатовцев, силаевцев и иже с ними больше, чем всех коммунистов и им сочувствующих во всем Чили. А вот если начнутся в Москве уличные бои, мародерство, разбои, как это было в Душанбе, то спасать свою шкуру придется. Думать сейчас надо об этом. Гриша прав, за три дня может многое измениться. Я согласен с ним по стратегии и тактике сегодняшнего дня. Как говорится, надо дать всякому делу перебродить на своих дрожжах. Останется ли это верным завтра — не знаю. Давайте завтра соберемся в это же время, а сегодня пусть каждый делает что хочет. Лично я поеду и привезу семью с дачи. Лучше быть вместе.

От возбуждения по спине Родика заструился пот. Он скинул пиджак и уселся на стул, переводя дыхание и намереваясь продолжить монолог.

— Я тоже съезжу за своими на дачу, — впервые за весь разговор подал голос Саша.

— А я пойду слушать вражеские голоса, — спокойно добавил Боря. — Мои сидят дома. Я как чувствовал вчера, привез их помыться и вдохнуть городских благ.