– Молодец, метко ты это. – Похвала старика как всегда немногословна. Зато чувствовалась искренность.

На обратном пути он был молчаливее и угрюмее обычного. По выражению его лица Наташа начала было волноваться, не случилось ли что с ним. Но мысль о прошедшей охоте полностью увлекла ее. Конечно, оставался легкий осадок, она еще не могла справиться с мыслью о том, что она убивает животное, но, вспоминая выражение гордости за ее успехи, с которым на нее смотрел Егор Иванович, Наташа улыбалась и переставала переживать. Когда они подходили к дому, свет уже не горел. Положив ружья и шкуру в сарай, мясо понесли домой и аккуратно положили в холодильник.

– Отлично у тебя это получается – стрелять. Ложись, завтра вставать рано, – сказал Тобуроков и, не добавив ни слова, ушел в свою комнату.

Не обратив на это особого внимания, может, из-за усталости, а может, из-за приятной удовлетворенности, Наташа как обычно пожелала старику спокойной ночи и пошла спать. Но, уже находясь в постели, ей снова вспомнилось сегодняшнее утро. Чувство, когда должно что-то произойти. Вспоминая охоту, Наташа провалилась в глубокий сон.

В этот раз на душе у Егора Ивановича было неспокойно, и он не понимал почему. Вот выросла охотница. Выросла. Секача завалила и глазом не моргнула. Точно в сердце. Отчего же так грустно? Выросла, выросла девочка. И не будет больше ее в жизни стариков. Засыпая с тяжелыми мыслями, Егор Иванович, возможно, первый раз в жизни обдумывал предстоящий разговор.

Утром Наташа проснулась в приподнятом настроении, у нее перед глазами все еще находился вчерашний прицел, а утренний свежий воздух отдавал запахом пороха. В этот раз будить ее никто не пришел. Выходя к столу, она увидела Тобуроковых, сидящих за столом.

– Ешь и собирайся, – вставая из-за стола и направляясь к выходу, отчеканил Егор Иванович.

– Хорошо, – не привыкшая к долгим разговорам, ответила Наташа.

– Документы бери, смену белья, остальное там купим, – уже в дверях, не поворачиваясь, сказал он.

«Где – там»? – хотела спросить Наташа, но промолчала.

– Сейчас в райцентр, оттуда в Горно-Алтайск. Заночуем у Айгуль с Сашей, это сослуживец мой. Сейчас инструктор по стрельбе. В войсковой части… Спецназ тренирует. Из Горно-Алтайска до Бийска, потом в Барнаул, а там и до Новосибирска на автобусе рукой подать.

Не любил Егор Иваныч поезда, уж больно звук от них сильный, дичь пугают.

Раньше речи об этом не заходило, но Наташа поняла, что дед уже все решил. Да и она сама – тоже.

Девушка закусила губу и посмотрела на Марию Николаевну, но вдруг увидела на ее лице то, что до этого никогда раньше не видела или не замечала. Грусть, когда понимаешь, что сильно привязался к человеку и совершенно не хочешь его от себя опускать, боль за ребенка, который вдруг снова окажется совсем один, стыд – а все ли смогла дать, всему научить, и печаль одиночества – вот и снова совсем одна…

Все эти эмоции разом отразились на лице пожилой женщины, и Наташа, всхлипнув, бросилась ей на грудь. Они прощались, как прощаются самые близкие друг другу люди, которые до этого толком ни о чем не поговорили, но уже поздно высказать все, что ранее умалчивалось, пожаловаться, пообсуждать, рассказать о своих мыслях, чувствах и переживаниях…

– Тетя Маруся… Тетя Маруся… – только могла вымолвить Наташа.

– Пора. – Прощание, оставшееся в памяти девочки на всю жизнь, было прервано как обычно резким, без эмоций словом охотника.

И вот Мария Николаевна уже провожала взглядом убегающую вслед за мужем приемную дочь. Не думала она, что настолько привяжется к этой еще недавно необщительной, обиженной на жизнь, не имеющей цели, маленькой запуганной девочке, и даже не могла представить, что та превратится в прекрасную охотницу, а теперь, может быть, и прекрасную спортсменку…

Поездка заняла больше времени, чем описывал дядя Егор. Мысли метались, Наташу укачивало, она всего несколько раз в жизни ездила на автобусе, и все переезды изменяли жизнь, не всегда в лучшую сторону. Девушка вспоминала, как она жила в детдоме совершенно одна, никому не нужная, насколько она была беззащитной перед другими детьми, сколько насмешек и шуток в свой адрес она вытерпела, как лес и Тобуроковы стали ей родными, как ей подарили первую винтовку и как она мечтала о прогулке с Васькой…

Со сложными, спутанными мыслями они прошли через проходную военной части. Часовой посмотрел документы и пропустил их внутрь, показав, где можно найти капитана Исинбаева.

Вдалеке гремели знакомые звуки выстрелов, которые успокоили Наташу.

– Надо собраться, – сказала себе она.

На стрельбище солдаты уже отстрелялись, они построились в шеренгу и покидали полигон, только несколько человек лежали на ковриках и производили выстрелы из винтовок.

Перед ними ходил невысокий пожилой мужчина в военной форме, с биноклем на шее. Они с Тобуроковым пожали руки и скупо обнялись. Потом мужчина протянул Наташе руку и сказал:

– Александр Иванович.

– Здравствуйте. Наташа.

– Наслышан-наслышан, Иваныч мне писал, наслышан… – привычка повторять все по несколько раз выдавала в нем настоящего тренера. – Значит, любишь на лыжах ходить – это правильно, это хорошо. А стреляешь как?

– Так это смотря по чему стрелять, – ответила Наташа.

– Лучше увидеть один раз, – вмешался в разговор Тобуроков.

– Твоя правда, Иваныч, – сказал Исинбаев. – Ну давай посмотрим. – Он подошел к одному из бойцов и взял у него винтовку: – Прекратить огонь! Допризывник Тобурокова, на огневой рубеж!

Наташа аж вздрогнула от того, как изменились голос и поведение на первый взгляд показавшегося ей добрым и понимающим капитана. Она легла на полипропиленовый коврик и переглянулась с дедом, наблюдавшим с интересом за тем, как Исинбаев зарядил винтовку, поставил ее на предохранитель и дал в руки девушке.

– Мишень номер один.

Мишень была очень далеко, маленькая черная фигурка на палке.

– Допризывник Тобурокова к стрельбе готова! – сказал Егор Иванович за Наталью чужим, высоким громким голосом.

Это было совершенно непривычное для нее состояние: она впервые готовилась к выстрелу под давлением десятков глаз. И тут у нее в голове вдруг завертелись картинками последняя охота, кабан, летящие в воздух картофелины, печальные черные глазки белки…

– Огонь! – гаркнул Исинбаев, уставившись в бинокль.

Затаив дыхание, Наташа медленно спустила предохранитель и медленно надавила на спусковой крючок.

Выстрел, второй, третий, для нее уже ничего не существовало вокруг, только она – винтовка – и мишень. Закончив стрельбу, Наташа привычным движением поставила оружие на предохранитель и рассеянно протянула его Исинбаеву.

– Допризывник Тобурокова стрельбу закончила, – сказал Егор Иванович незнакомым голосом, но уже не противным, а, наоборот, веселым и приятным. Наташа села на коврик по-турецки, а старый охотник потрепал ее по плечу сильной рукой.