Наш проводник махнул кому-то рукой, и ограждение мгновенно сложилось, освободив нам путь.

Заветный сектор встречал нас баррикадами, расположенными на всех выходах с небольшой площади. Низкий потолок с узкими прорезями — иллюминаторами совсем не напоминал «небо» в предыдущих блоках. Там виднелись стволы орудий и изогнутые чугуниевые конструкции, перегородившие коридоры сверху донизу, чтобы ни наземное, ни летающее транспортное средство не смогло пройти или пролететь. Над всем этим вился голографический розово-полосатый флаг.

— Зачем повстанцы выставили здесь свои блок-посты? — слегка заплетающимся языком спросил я товарища Куратора. — Новгородцы же только в соседнем квадрате. И от них Орден вполне защищает.

— Потише, пожалуйста. Блок-посты не против новгородцев, они против ордена, — ответил Ильдар Ильдарович.

Провожающий нас опричник притормозил в метрах тридцати от ближайшей баррикады. Ветвистые чугуниевые прутья как раз раздвинулись, и в узкую прореху протиснулся длинный белый грузовик с надписью «молоко». Зазвучал голос опричника в мегафон:

— Пропустите, санитарный, раненого везем. Вашего. Псы напали.

— Отцепляйте, сами проводим, — послышался голос со стороны баррикад.

— В соответствие с пунктом семь тысяч триста семь Протокола все раненые в ходе… — начал вещать опричник, но его перебили на полуслове.

— Знаем-знаем, тише, мы в курсе, что вы обязаны сопровождать раненых до госпиталя, только это касается раненых во время боевых действий, или этих… ну, типа, на минах подорванных. Мы Протокол читали. Пропустите.

Опричник нахмурился, обернулся к нам и развел руки. Мол, простите, но оказался неправ. Поездка оказалась недолгой, фургон хлопнулся на пол, безымянный опричник отдал честь и повёл свой мотоглайдер обратно к туннелю.

— Пронесло? — неуверенно предположил Куратор, включая движок и снова перешёл на «вы». — Вы как?

— Лучше. Спать хочу, не могу. Но, пожалуйста, не делайте так больше…

— Долг перед отчизной, знаете ли. Иногда требуются быстрые решения.

Он продолжил что-то говорить, но внимание было рассеянным, и я упёрся взглядом в браслет.

Потребность во сне: критическая (38 часов бодрствования), рекомендован отдых.

Получена премия: 10 трудочасов (участие в разрешении экстренной ситуации на орбите)

Сообщение от контакта Батя: «Ну что, где вы?»

— Нормально всё, уже скоро, — буркнул я голосовое сообщение.

Хотя понимания, действительно «скоро ли» — не было. Мы проплыли затейливые баррикады, за которыми оказался целый небольшой военный лагерь — пара фургонов, палатки, прилепленные к стенам проезда, узкие окна были забиты щитами. Один из офицеров внимательно проследил за нами и коротко отдал честь товарищу Куратору. Неужели «свои»? Я заметил, что форма у сопротивленцев была любопытной — весьма технологичной и стильной, не в пример новгородской. Но до инспекторской она не дотягивала.

Затем, перед следующим перекрестком, за которым виднелся сквер с изрядно полысевшими древовидными папоротниками — ещё один блок-пост. Вояка молча кивнул и открыл ширму. По внутренней улице движение оказалось куда активней — сновали и глайдеры-такси, и различные фургончики с дронами-доставщиками. Но военное напряжение всё ещё чувствовалось.

Ещё я почувствовал, что начинаю зевать, и снаружи люди тоже зевали, а кто-то ходил в масках-рекуператорах.

— Похоже, здесь на аэропринтонах экономят, — прокомментировал Куратор и пробормотал: — Так, где-то здесь.

Глаза слипались, но я продолжал наблюдать. Мы проехали сквер до ближайшего перекрёстка — ни о какой ярусности движения при таком низком потолке и речи не шло — и резко притормозили на небольшой парковке. Из-за угла вывернула колонна из трёх юрких двуместных глайдеров. Дальше всё завертелось так быстро, что я не сразу понял, что произошло.

— Вставай, пошли! — рявкнул Куратор.

Но я стормозил, тогда он протянулся через салон, раскрыл дверь и буквально вытряхнул меня наружу. Там меня подхватил рослый парень в тёмной, смутно знакомой униформе, подхватил за плечо, провёл пару метров и попытался запихнуть в глайдер. Точно такой же вёл Ильдара Ильдаровича в соседний мобиль.

Что-то щёлкнуло внутри, я понял, что надо бежать. Поставил парню подножку, врезал коленом в живот. Хромая на раненую ногу, шагнул в сторону второго пленителя, замахнулся здоровой ногой, чтобы врезать под колено, но меня отрезвила пощёчина Ильдара Ильдаровича.

— Гагарин Шонович, очнитесь. Это свои. Всё нормально.

— Свои? — растерянно сказал я.

— Я же говорил, что мы сейчас пересядем. Вы чем слушали?

— Я…

Я растерянно оглянулся на хватающегося за живот парня и вспомнил, где видел его. Иерусалим. Подпольный клуб с бойцовыми пентаходами.

Дверь третьей, последней машины открылась, и из неё вышла статная женщина с короткой стрижкой. Из-за отсутствия макияжа и матушка Люсинда Камсаракан выглядела значительно старше, чем при первом нашей встрече. Хотя — из-за одного макияжа ли?

— Братья мои, поторопитесь. В приграничной зоне находиться небезопасно.

* * *

Вырубился я ещё в мобиле. Потом мы шли через давку полупьяных, нервно танцующих господ в каком-то ночном клубе. Несмотря на громкую ритмичную музыку, я продолжать чувствовать себя в неприятной полудрёме — всё же, я не спал уже больше двух суток. Не особо помогла взбодриться упёршаяся в меня пушистая кошачья морда, принадлежавшая модификанту, который явно находился под кайфом, который принялся несвязно бормотать что-то на незнакомом языке.

Номер оказался огромным, люксовым, и использовался явно не по назначению. В широком холле разместился целый арсенал оружия, непонятные ящики, коробки с голографическими листовками. Подпольщики-сектанты в глубине квартала сопротивленцев? О перипетиях отношений ритчистов и «сопряженцев» рассуждать сейчас точно не хотелось. Я заметил свободный диван и машинально шагнул к нему, но меня схватили за плечи — то ли Куратор, то ли кто из мужей Люсинды — и толкнули в сторону одной из спален. Там, помимо роскошной кровати, оказалась медкапсула — явно челябинская и весьма старая. Я стянул одежду, особо не стесняясь присутствующей матушки Люсинды, внимательно за мной наблюдавшей. Нырнул в капсулу и моргнул.

Крышка тут же открылась, а надо мной показалось строгое лицо товарища Куратора. Правда, сначала я вздрогнул и понял, что это Ильдар Ильдарович лишь парой секунд спустя. Лицо было уже знакомое и привычное, но подвергнувшееся изменениям — брови стали более густыми, скулы пошире, а разрез глаз пошире.

Секундой спустя я почувствовал жжение в щеках и понял, что не избежал подобной участи. Ох уж эти недокументированные функции пластической хирургии! Зато нога больше ничуть не болела.

Взглянул на браслет и обнаружил, что проспал десять часов.

— Прошу прощения за вторжение в приватность, но нам надо спешить. Челнок отбывает через полчаса. У вас пять минут на сборы.

— Челнок? — Удивился я. — Я думал, что этот квадрат