Глава одиннадцатая

Спустя несколько дней, как Джозеф и Дойл вернулись в Новый город, они разделили между собой деньги Грязного Тома и вернулись в свои дома.

Как только Джозеф выспался он решительно направился в местную школу. Здание школы было в ужасном состоянии, оно отторгало своим внешним видом. Дети учились в неотапливаемых кабинетах и часто простужались; а учителя работали за еду и глядя на них хотелось сказать: «Вот они – настоящие альтруисты!»

Подростки, которых вербовали шестерки Грязного Тома, продавали наркотики абсолютно везде, и школа не была исключением. Однако не все люди променяли моральные принципы на деньги, которые как мы все прекрасно знаем, не пахнут… Большинство учителей организовались в группы, задача которых была не допустить детей к наркотикам. Учителя проводили разъяснительные уроки, на которых объясняли к чему приводит употребление наркотиков; учителя старались как можно сильнее напугать детишек и подростков, ради их же блага.

– Дядя Джо! – кричали дети, узнавая местного продавца игрушек Джозефа, что шел по школе и печалился.

Штукатурка сыпалась на частично дырявый, прогнивший, деревянный пол, под которым бегали голодные крысы.

«Какой ужас!» – подумал Джозеф и зашёл в кабинет директора школы.

Директор своим внешним видом не отличался от бездомного. Глядя на его отекшее лицо, сразу вспоминаются кадры из документального фильма про войну и голод; он сидел за столом, и что-то писал на пожелтевшем листе бумаги…

Дойл покашлял в кулак, как бы пытаясь отвлечь внимание директора.

– Здравствуйте! Вы у нас впервые? Не видел вас раньше, – сказал директор и встал протягивая трясущеюся, костлявую руку. – Хотите привести в нашу школу ещё одного ангелочка? Будем очень рады если вы выберете нас.

– Нет, я здесь не для этого. Когда-то здесь учился мой сын, – ответил Джозеф и присаживаясь на стул продолжил. – Я тут денег скопил и решил оплатить ремонт для вашей школы, господин директор.

– Что вы сказали? Извините, – ответил директор и поправил очки.

Джозеф продолжил:

– Я говорю: хочу оплатить ремонт! Здание словно после бомбежки.

Джозеф расстегнул свою сумку и начал доставать купюры, выкладывая их на стол. Директор сидел с открытым ртом и явно не верим собственным глазам.

– На вас большая ответственность. Со временем я принесу вам ещё больше. Господин директор вы должны привести школу в порядок. У меня нет времени на объяснения, просто сделайте это! – сказал Джозеф искренне всматриваясь директору в глаза.

Вид директора внезапно изменился, он слегка дернул посиневшей губой и добавил:

– Наконец-то мы дождались! Вы не поверите как вы нам помогаете! Учителя с ума сойдут. Последний раз мы еле скинулись на ведро краски, а теперь, – директор посмотрел на деньги, – превратим школу в конфетку. Дети с ума сойдут!

– Я надеюсь на вас! – сказал Джозеф и вышел из кабинета. – Надо беречь детей.

Глава двенадцатая: и когда мне показалось, что я завязал, они затащили меня обратно!

Утро Дойла началось с навязчивой мысли: «Меня так просто не оставят. Надо найти этого Мертвого и разобраться с ним». И эту мысль поддерживала некая внутренняя сила, которая давала бешеный заряд энергии, на который хотелось осознано подсесть, словно то был наркотик. Дойла буквально тянуло вновь взяться за кольт 1911, отыскать Мертвого и объяснить ему что за такими людьми как Дойл Грант, бегать, а тем более угрожать нельзя… Теперь Дойл ощущал себя намного сильнее, словно после убийства Грязного Тома он стал авторитетным бандитом. В глубине души Дойл понимал, что если и дальше пачкаться уголовщиной, его ничего хорошего не ждёт, но он уже не мог остановиться и перестать думать о Мертвом, словно у него осталось незаконченное дело, которое не позволяет спокойно закрыть глаза и погрузиться в сон.

Мария была в ювелирном, сегодня вторник, а значит она задержится до позднего вечера. Дойл помнил, что Эндрю приходит по субботам, и поэтому только в выходные дни Дойл подменял дочку, чтобы она лишний раз не виделась с бандитами.

«Может взять с собой Джозефа? Нет! Это лично мое дело…» – подумал Дойл и все утро проходил по дому, планируя следующее преступление.

Дожидаясь ночи, Дойл собирался на вылазку. Он надел один из своих лучших костюмов, но потом резко передумал и накинул старую, кожаную куртку, которую в последний раз он надевал в молодости.

Вновь показалась та улица, вновь слышатся радостные голоса семей с детьми. Закутанное в шарф лицо Дойла вспотело; он остановился, облокотился на фонарный столб и посмотрел в ту улочку, где впервые встретился с Мертвым. Дыхание Дойла на миг перехватило, когда он увидел хромающего Мертвого, который окучивал молодого клиента.

Осматриваясь по сторонам, Дойл вспомнил как в прошлый раз совсем неуверенно подошёл к Мертвому и словно дал ему преимущество над собой. В этот раз Дойл не собирался совершать подобную ошибку.

Мертвый увидел приближающегося к нему «клиента» и махая рукой, как бы заманивая внутрь своего логова, хромая направился поглубже в темный переулок. Вместе с Мертвым стояла женщина, которую Дойл принял за клиента, но то была подручная Мертвого Элла, которая работала на соседней точке, где тоже активно занималась распространением наркотиков, и сама была работающей за дозу наркоманкой.

– Ну? Чё хотел? – сказал Мертвый и резко, как бы с внезапно нахлынувшей паранойей вспомнил про Дойла глядя на закутанного в шарф клиента, у которого видны только прищуренные с призрением глаза, словно желающие что-то напомнить…

Снимая шапку и шарф, Дойл сказал из темноты:

– Здравствуй! Мертвый. Помнишь, что я тебе говорил?

Мертвый испуганно выкатив глаза, начал отступать к стене, и как только он упёрся в нее, он тут же попытался достать оружие, но Дойл его ловко опередил и в переулке пугающе прозвучал выстрел!

Мертвый упал, ударился покалеченным ранее боком об край мусорного бака и завопил, держась за простреленное колено. Через 10 ужасно-долгих секунд прибежала Элла, которая стояла на стрёме вначале переулка, чтобы вдруг случайный прохожий сюда не забрел и не увидел, как Мертвый ловко продает наркотики. На самом деле всем было ясно, что здесь обитает барыга, и поэтому никто сюда без нужды не заходил.

– Что ты наделал? Тебе конец! – грозно сказала Элла, достала нож, обнажила гниющие зубы и кинулась на Дойла, словно резервная боевая единица.

Дойл не хотел убивать женщину, – если Эллу конечно так можно назвать, – но перед его глазами словно возник силуэт Ральфа Сифаретто, который уверено, слегка истерично, произнес голосом «Гоблина»: «Делай!» И Дойл не растерялся. И Элла с простреленной головой плюхнулась на грязный, треснутый асфальт; выражение злобной радости постепенно сходило с ее