Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Почему? Почему вы все мне об этом не говорили?
— Ну, — она вскинула брови, — сначала не знали, как сказать, чтобы не расстроить. Тебе и без того было не сладко изображать инкубатор. А потом решили не говорить вовсе до твоего возвращения. У меня была уверенность, что Мишель признается тебе по дороге из клиники.
Я задумчиво покачала головой.
— Теперь мне ясно, почему мадам Сифиз так странно смотрела на меня. Она ждала слов благодарности… Но, Эдит, я не понимаю все равно, почему я должна была расстроиться? Сказала бы, что тебе трудно следить за таким большим хозяйством. Ну и все. Я бы поняла.
— Ага, и тут же прибежала бы домой. Я тебя знаю. А потом, с хозяйством мне было нисколько не трудно, просто они все…
— Что они все? Кто они все?
— Ладно, вспоминать не будем. — Она натянуто улыбнулась. — Давай поговорим о чем-нибудь другом. Такие чудесные малышки! И ты напрасно переживаешь. Полнота тебе к лицу.
— Эдит, что у вас произошло?
— Да ну. Не хочется вспоминать.
— Говори. Я все равно не отстану.
— Понимаешь, они все как будто сговорились против меня. Как будто они — единое целое, а — лишняя, чужая.
— Кто они?
— Мальчишки и Мишель. У меня и так сложные отношения с сыном, а тут он прямо совсем отбился от рук. Я не хочу сказать, что твой Селестен плохо на него влияет, но так же нельзя! Мишель, выходит, — единственный авторитет, а я — родная мать — так, пустое место! Бернар только что «отцом» его не называет! Ах, папаша Сарди, то, ах, папаша Сарди, се!
— И только-то? Все приятели Селестена зовут Мишеля папаша Сарди.
— Не только! Эта деревенщина мадам Сифиз тоже заняла его сторону и безо всякого стеснения принялась учить меня жизни! Ты только подумай! Кто она и кто я?
— Но, по-моему, мадам Сифиз очень дипломатичная и неглупая женщина.
— Да ее дело — помыть полы, а не заглядывать в холодильник и кастрюли! «Вы испортите им желудки, дорогая мадам Как-вас-там, вашими концентратами и пиццами!» — визгливо передразнила она мадам Сифиз. — Да ее это не касается! Еще никто не умер ни от сублимированных продуктов, ни от пиццы!
Я никогда не видела Эдит столь возмущенной, но чем больше она жаловалась, тем труднее мне было сдерживать смех.
— Кстати, Эдит. Я вообще-то голодная, — сказала я. — Может, правда, закажем пиццу по телефону?
— Тебе нельзя ничего острого, ты же кормишь грудью. — Она встала, подошла к холодильнику, вытащила оттуда стеклянную кастрюлю. — Вот, запеканка. Твоя камердама приготовила. — Эдит брезгливо водрузила кастрюльку на стол. Сквозь толстое стекло проглядывало аппетитное бело-кремовое нечто. — По рецепту какой-то бульварной писательницы. Специально, чтобы тебе перекусить после кормления. А обед Мишель заказал в ресторане. Диетблюда. Повар суперкласса. Доставят к трем часам.
Эдит демонстративно отказалась от запеканки и приступила к новой порции черного кофе без сахара. Она вообще не ест ничего сладкого, очень боится за фигуру. Рано или поздно мне тоже предстоит начать бороться за восстановление своей, с грустью подумала я. Я же заставила свой организм выносить девочек, теперь же, кто его знает, может, он решит в отместку навсегда оставить меня такой коровой? Но пока я смело наслаждалась кулинарным шедевром мадам Сифиз.
— Ты сама выбрала имя Мадлен или Мишель придумал?
— Нет, придумала я. Но Мишелю понравилось. Ведь его мать — Мадлен.
— Но, по-моему, его мать зовут Анжели. Заносчивая, кстати, тетка. Дура дурой!
— Матушка Анжели — его мачеха, но я бы не сказала, что она дура. — Я нашла нужным заступиться за свекровь. — Простоватая, конечно, но жизнь отдаст за Мишеля. Он к ней искренне привязан. А его родная мать умерла, когда ему было двенадцать.
— Вот как? А я не знала, — откровенно огорчилась Эдит. — Он никогда не говорил мне.
— Ну и что? — улыбнулась я. — Мишель не все говорит даже мне, хотя я его жена. Да и ты, как выяснилось, тоже не из особо откровенных. Не смотри на меня так и не вздыхай. Ты целых полгода держала меня в неведении по поводу того, что творится в моем доме. Но я же не обижаюсь. Перепланировка второго этажа — настоящий сюрприз!
— Ладно. — Эдит опять вздохнула. — Я действительно должна сказать тебе кое-что. Но опять не решаюсь.
— Ты поссорилась не только с мадам Сифиз, но и с кем-то еще? — усмехнувшись, предположила я. — Выкладывай!
Она пристально посмотрела мне в глаза, а потом выпалила на одном дыхании:
— Возьми себя в руки, дорогая, Мишель опять встречается с Мадлен.
Шов на животе заныл. Я набрала в легкие побольше воздуха и начала считать до десяти. Но сбилась. Начала снова. Сбилась опять. Только с четвертой или с пятой попытки мне удалось досчитать до конца и, приложив дополнительные усилия, заставить себя улыбнуться. Шов ныл по-прежнему.
— Извини, — забеспокоилась Эдит. — Зря я это сказала. Ты такая бледная! Помочь перебраться на кушетку? Тебе, наверное, тяжело с непривычки так долго сидеть в кресле?
— Но ведь пока я лежала в клинике, ты регулярно знакомила меня со всеми перипетиями ее жизни, — медленно заговорила я, не двигаясь с места. Мое нынешнее тело было слишком большим, сейчас я ощущала это особенно явственно. — Ты ведь старательно не выпускала ее из поля зрения, дружила с ней по моей просьбе. И знаешь, там, в палате, в обществе сплошных персонажей телевизионных сериалов, Мадлен сделалась для меня тоже одной из них, и просто по-человечески, по-женски, я начала ей сочувствовать, как если бы бросивший ее любовник был тоже героем сериала, ну, неким условным мужчиной, а вовсе не моим мужем…
Я говорила медленно, но Эдит не перебивала меня. Где-то глубоко внутри меня зрело странное убеждение, что чем больше слов в защиту Мадлен я скажу, тем скорее Эдит признается, что просто грубовато пошутила и все совсем не так.
— Согласись, ведь это ужасно, — продолжала я, — когда одинокая, бедная, но тонко чувствующая женщина начинает встречаться с кем-то, влюбляется, а потом внезапно делает глупый шаг — ради того, чтобы бесплатно побывать на Канарах, расстается с ним на месяц, даже не успев толком предупредить. Что такое сообщение на автоответчике для пусть и влюбленного, но женатого мужчины? Ничто!
— Никакого сообщения для Мишеля на автоответчике не было. Я обманула тебя для твоего же спокойствия, — сухо сказала Эдит. — Они встречались перед ее отъездом. Поссорились, ей даже не хотелось ехать. Но я позвонила очень вовремя. Как чувствовала! И на своей машине отвезла ее в аэропорт.
— Но потом-то они не виделись! — с надеждой выпалила я. — Или ты опять обманула для моего спокойствия?
— Нет. После ее возвращения встреч у них действительно больше не было. Мадлен звонила ему, но он так и не смог вырваться.
— Ну да, я же помню, ты рассказывала мне, как она переживала. — У меня опять затеплилась наивная надежда. — Как потом уехала в турне со своим квартетом, как там случилось несчастье с ее пальцем.