– Нас шестеро, – поправил имама протоиерей.

– Седьмой в дороге, его скоро привезут. Я приказал привезти вас сюда, чтобы организовать, скажем грубо, не экуменистический молебен, а соревнование. Чтобы доказать силу ислама, я выставлю против вас себя и еще шестерых сильных и умных имамов. Вы начнете молиться за утверждение своей веры и собственное спасение, а мы – за утверждение силы ислама. Вас будет семеро, и нас будет семеро. Молитвы продлятся семь дней.

Имам и протоиерей долго смотрели друг другу в глаза и молчали.

– Ты надеешься на какое-то чудо? – наконец спросил протоиерей Иннокентий. – Или сам хочешь такое чудо организовать? Это принципиальный вопрос, и я хотел бы услышать на него конкретный ответ.

Этот православный священник оказался умнее, чем предполагал Гаджи-Магомед, и сразу сообразил, чем может и должен закончиться такой молебен. Вернее, что он закончится победой того, на чьей территории проводится. Отрицать этот факт показалось имаму стыдным, но и признавать свой умысел не хотелось. И он выбрал золотую серединку:

– На все есть промысел Божий. Без воли Божьей волоска с головы человека не упадет. Эта истина не подлежит сомнению ни в исламе, ни в христианстве. Так, кажется?

– Так. Только люди не всегда умеют правильно понимать Божью волю.

– Она всегда однозначна. Если Бог попускает, значит, он так хочет. И тебе нечего бояться, а мне незачем распинаться перед тобой и что-то утверждать. Ну как, согласны собраться на семидневный молебен?

– У нас есть право выбора?

– Нет. Отказ от молебна будет означать признание победы ислама. Может быть, я буду даже больше доволен таким исходом, не знаю. Но в этом случае ты должен будешь, от своего имени и от имени своих собратьев, выступить перед моими односельчанами и признать, что ислам сильнее христианства и ты отказываешься от молитвенного противостояния. Без этого ни ты, ни они домой не попадут. Если же признаешь, всех вас тут же отправят по домам.

– То есть мы должны отречься от православия...

– Примерно так, хотя сказано слишком прямолинейно.

– Без «примерно». Это точно так. Когда все должно начаться? – спросил протоиерей.

– На следующий день после того, как вам привезут седьмого священника.

– И когда это будет?

– Если сумеют, привезут завтра. Но скорее послезавтра. Значит, рассчитывайте на три дня. На четвертый – молебен. Если привезут раньше, значит, и молебен будет раньше. Так что, ты согласен?

– Я бы согласился, но мне нужно знать мнение всех моих собратьев, в том числе и того, кого привезут последним. Через час после беседы с ним я, скорее всего, дам ответ.

– Мне нужно знать раньше.

– Раньше никак не получится.

Протоирей Иннокентий был тверд и в словах, и во взгляде, и Гаджи-Магомед понял, что ничего не добьется, если будет настаивать.

– Хорошо. Я подожду. Я не только сильный, но еще и терпеливый.

– В чем же твоя сила? В том, чтобы с оружием захватывать безоружных людей?

– Это тоже проявление силы, потому что Аллах дает оружие в руки только сильным. Но я имел в виду другое. Когда-то я был борцом вольного стиля, мастером спорта международного класса. И борьба научила меня в жизни многому. В первую очередь умению многое перетерпеть ради победы.

– Вот как, – усмехнулся протоиерей. – Странная, однако, ситуация.

– Что же в ней странного?

– Я тоже был когда-то мастером спорта международного класса, и тоже по борьбе, только я занимался дзюдо. Я мог бы, конечно, предложить тебе и такое соревнование, но ты ведь не захочешь его. Тебе важно в другом утвердиться перед односельчанами.

– Поединок борцов не решает духовных вопросов. Но это хорошо, что ты тоже борец. Значит, и мне, и тебе не чужд соревновательный дух.

– Я же сказал, что занимался не вольной борьбой, а дзюдо. Ты знаешь, как оно возникло? Интересовался когда-нибудь?

– И как?

– Согласно легенде, дзюдо появилось из джиу-джитсу. Великий сэнсэй Окаяма Сиробеи вышел в сад во время снегопада и увидел, как тонкие ветви яблони под тяжестью снега прогибаются и сбрасывают его, а толстые, которые не умеют прогибаться, ломаются. Так и возникла теория о том, что иногда можно и прогнуться, чтобы победить...

– Ты хочешь победить нас обманом?

– Гибкость – не обман.

– Я жду твоего ответа, независимо от того, будешь ты прогибаться или нет, – жестко проговорил Гаджи-Магомед и вышел из комнаты.

* * *

Дауд закрыл за имамом и охранником дверь. Гаджи-Магомед хотел было сразу уйти, но вернулся и заглянул за угол, где была привязана собака. Высокий белый алабай был слегка поджар, но это только придавало его фигуре боевой вид. Не слишком длинная шерсть не могла скрыть мощные мышцы животного-атлета. Собака встретилась глазами с имамом и смотрела так, как обычно смотрят перед решительным броском, хотя атаковать ей мешала цепь, привязанная к стволу смоковницы. Этот взгляд говорил об уверенности в своих силах. Такие собаки уважают только одного хозяина. Уважают, но не больше.

– Хороший пес, – восторженно произнес Вали Гаджиев.

– Хороший пес, – согласился Гаджи-Магомед. – Пойдем домой.

Уже поднявшись в гору на свою улицу, он увидел, что навстречу ему едет милицейский «уазик» участкового. Может, проедет мимо, а может и остановиться. Поравнявшись с ними, машина действительно остановилась. Хасбулат вышел, хлопнув дверцей, и шагнул к имаму.

– На охоту ходили? – кивнул он на вооруженного Вали, словно у того на плече висел не автомат, а какая-нибудь старенькая дедовская двустволка.

– Ты же знаешь, капитан, что я не охотник, – ответил Гаджи-Магомед. – Да и какая у нас теперь охота? Одни волки да кабаны. Волком сыт не будешь, даже если мясом его не побрезгуешь. Правда, я не слышал, чтобы были большие охотники до волчьего мяса. А кабана что толку стрелять?! Кто его из гор притащит? Я, как имам, ни одному правоверному не разрешу к кабану прикоснуться. А сами гости не из тех, кто будет на себе тушу таскать.

– У тебя что, гости объявились, имам? Гости, которые будут есть свинину?

Гаджи-Магомед понял, что участковый знает о запертых в доме пленниках.

– Да, у меня гости, которые едят свинину. Я только что ходил проведать их, о богословии поговорить. Ты о них не слышал?

– Я три дня в районе был, только позавчера приехал, всех новостей еще собрать не успел. Что тут без меня творилось?

– Хочу я во славу Аллаха, да будет навеки благословенно имя его, большой праздник устроить, сразу с двумя молебнами на площади. Сам выйду, и еще шесть имамов с собой возьму. Будем молиться за торжество ислама. А гости мои – православные священники, которых я пригласил, – помолятся за торжество православия. Семь дней. Изо дня в день. Вот мы и выясним, чьи молитвы сильнее.