— Что это, по-вашему, значит?

— Что убийца берет трофеи? Культисты часто так делают, насколько мне известно. Могу предположить, что здесь замешан какой-то ритуал. Очень на это похоже.

— Может быть.

— Я думал, что не мне одному пришла в голову такая мысль, — сказал Зелвин.

— Почему?

— Потому что иначе бы вы не приехали.

К вечеру Гогот стал еще сильнее. Когда мы уезжали из Коммерческого квартала, начался дождь. Завыли сирены, предупреждая о том, что пролеты Нового моста сейчас поднимут на гидравлических поршнях. Река бурлила и пенилась.

Я осматривал тела в мерцающем морозном свете помещений городского морга. Методы сохранения тел в округе Джаред не соответствовали стандартам ордо. Трупы хранились в общих холодильниках. Когда их выкатили на каталках, они оказались покрыты ледяной коркой, а уязвимые ткани почернели от холода.

— Прошу прощения, — сказал Зелвин, наблюдавший за моей работой. — Мне бы хотелось, чтобы наше учреждение было… лучше.

— Ничего страшного, — ответил я.

С помощью щупов и шпилек я ковырялся в промерзших телах, собирал образцы и проводил замеры. Особенно жутко выглядели резаные раны. Некоторые из них были настолько глубокими, что казались следами когтей. Они напоминали мне растянутые в радостной улыбке рты, доверху набитые кусочками льда.

— Так это культисты? — спросил Зелвин спустя несколько минут. — У меня здесь культ, с которым нужно разобраться?

— Нет, это охотник, — ответил я.

— Охотник? Что это значит?

— Трофеи обычно берут именно охотники — ухо, палец, прядь волос…

— Но это же ритуал, верно?

— У охотников тоже есть свои ритуалы.

Уполномоченный, похоже, расстроился:

— То есть это не культ?

— Вы разочарованы?

Глава Джареда выдавил из себя слабую улыбку:

— Нет, конечно. Просто я надеялся, что окажусь прав. Мне хотелось вас впечатлить. А если это заурядный серийный маньяк-психопат, то, выходит, я зря потратил ваше время, не разобравшись в ситуации как следует.

— Не говоря уже о том, — язвительно вставил я, — что будь это культисты, то разбираться с ними пришлось бы мне, а не вам, да?

Зелвин покачал головой:

— Мне жаль, что я заставил вас отправиться в это путешествие, сударь.

Я почувствовал себя пристыженным, отложил в сторону щуп, стер замерзшую кровь с перчаток и развернулся к уполномоченному:

— Знаете, мне все равно больше нечем заняться. Поэтому я вам помогу.

— Правда поможете? — весьма удивленно спросил он.

— Конечно. Почему нет?

— Потому что вы… ну, знаете…

— Инквизитор? Инквизиторы не любят серийных убийц так же сильно, как уполномоченные, — сказал я. — Господин Зелвин, у меня есть кое-какие полезные навыки. Думаю, мы сможем поймать это животное.

Он улыбнулся. И это была самая искренняя и теплая улыбка, которую я видел у кого-либо за последние несколько лет.

Я как раз заталкивал последний труп обратно в холодильник, когда в морг вошел офицер ополчения и принялся шептать что-то Зелвину.

Уполномоченный обернулся ко мне, и я почувствовал его боль. Действительно почувствовал. В те времена я еще не до конца научился пользоваться своим псайкерским даром, который в будущем послужит мне верой и правдой и во многом определит ход моей карьеры. Тем не менее эмпатические способности позволили мне ощутить эмоции Зелвина.

— Пока мы работали здесь… — начал он.

— Давайте рассказывайте.

Он глубоко вздохнул:

— Пока мы были здесь, произошло очередное убийство.

— Тело еще на месте?

Он кивнул.

— Посмотрим.

Пришлось подождать пять минут, пока Новый мост опустится и даст нам возможность проехать в Коммерческий квартал. Зелвин попросил одного из ополченцев нас отвезти — его руки слишком тряслись, чтобы управлять транспортом.

Разряды энергии подсвечивали мост. Небо окрасилось в странные цвета, переходящие один в другой. Шел дождь. Река внизу ревела и несла свои мутные воды к далекому морю.

Лана Хоуи работала на верфи двенадцать лет. Ее хорошо знали в кабаках и рюмочных по всему Коммерческому кварталу. Когда-то она пользовалась популярностью — распутная барышня с симпатичным лицом и соблазнительными ногами, — но эти дни остались далеко позади. В месяцы, предшествующие кончине, она зарабатывала себе на хлеб, обслуживая особых клиентов, которых куда больше интересовало то, что она готова им позволить, а не то, как она выглядит.

А теперь Лана Хоуи умерла.

Ее бездыханное тело лежало на первом этаже склада рядом с главным проездом квартала. Труп обнаружил ночной сторож. Худая, может быть, даже чересчур худая, слишком ярко накрашенная, голая, она распростерлась в неловкой позе под ослепительным светом портативных прожекторов. Кровь из глубоких резаных ран собралась в лужу на полу. Левого уха не было.

— Все так же, как и с остальными, — заметил, поежившись, Зелвин.

— Нет, — ответил я, опускаясь на корточки рядом с телом.

— Нет?

— Нет. Она еще…

Я хотел сказать «жива», но это было не так. Она, конечно же, умерла. Но тело еще оставалось теплым, в отличие от промороженных трупов, которые Зелвин показал мне чуть раньше.

— Снова охотник? — спросил уполномоченный.

— Похоже на то. Видите, уха нет?

— Инквизитор Эйзенхорн, почему вы думаете, что это именно охотник?

— Порезы, — ответил я. — Смотрите, какие они глубокие. Такие раны охотник мог нанести, чтобы ускорить разложение. Добыча ему не нужна, и он хочет, чтобы она поскорее сгнила.

Чиновник поджал губы:

— Что вы собираетесь делать, сударь?

— Я собираюсь попросить вас и ваших людей уйти отсюда. Отойдите на шестьдесят метров.

— Зачем?

— Не задавайте мне таких вопросов, уполномоченный.

— Я хочу остаться, — заявил он.

— На свой страх и риск. Но людей уведите.

На поздних этапах карьеры я проводил аутосеансы только в присутствии квалифицированного астротелепата. Подобные мероприятия имеют свою цену. Но в те времена я был молод, упрям и полон энергии и уверенности в себе. Удивительно, что я вообще выжил.

— Заприте дверь, — велел я Зелвину. Он послушался. Его люди уже ушли. — А теперь делайте, что я скажу, и не вмешивайтесь.

— Хорошо, — кивнул уполномоченный.

Он отошел к тяжелым воротам склада. А я склонился над истерзанным трупом и вздохнул.