В общем, кружок и кружок. И буковки на нем нерусские. Так и на распятии они тоже не русские, а греческие. Мало кому известно, что металлический круг – знак отрицания. Например, любимый значок хиппи, общеизвестный «пацифик»: «самолетик» в окружности. Символ мира. А без круга превращается в известную каждому сатанисту руну смерти.

– Ты вляпался,– сказал Жрец Николаю.– Порядок помнишь? Попал – сотрись!

Николай побледнел:

– Дефер! – проговорил он неуверенно.– Но это же для быдла…

– Велю – станешь быдлом! – жестко произнес Жрец.

К скамейке подкатился разноцветный мячик, а следом за ним – малыш лет двух. Дефер поднял мячик и подбросил его вверх. Ребенок засмеялся и побежал обратно.

– Некрещеный,– сказал жрец.– И жирненький.

И улыбнулся матери малыша, поймавшей мяч. Женщина наклонилась, подала ребенку мячик. Николай уставился на ее загорелые ляжки.

– Хочешь опять стать быдлом, Коля? – участливо спросил Дефер.

Николай вмиг забыл о женщине. Во рту как-то сразу пересохло.

Жрец не должен был звать его по имени. Что это? Знак расположения? Или – желание унизить?

– Ты попал, Коля,– тем же заботливым тоном проговорил жрец.– Сам попал и брата нашего подвел. Его уже милиция дергала. Это, Коля, большой проступок.

– Я исправлю,– пробормотал тот, уже чувствуя животом жертвенный нож.

Дефер прав: Сворда Николай подвел. И не надо иметь семи пядей во лбу, чтобы понять: Круг сотрет шестерых таких, как Николай, чтобы обелить Сворда.

– Собственно, тебя уже давно бы вычеркнули, Коля,– сказал Жрец.– Если бы не одна деталь… – тут он сделал паузу, чтобы прикурить. Николай ждал, не смея даже дышать.– Да,– продолжал Дефер.– Одна немаленькая деталь. Ты оказал услугу Господину. И всем нам.

– Да,– хрипло пробормотал Николай.– Я убил его, как положено…

– Глупости! – Молодой ротвейлер подбежал к скамейке, ткнулся толстяку в колени мокрой мордой. Дефер почесал псу лоб. Животные и дети сами тянулись к Жрецу. Так проявлялась дарованная Господином Сила. А Господин – не христианский боженька. Он ничего не дает за так.– Ерунда! Тебе повезло не в том, как ты убил, а в том – кого! Ты убил не просто дурня с пистолетом… Где он, кстати?

– Пистолет? Я его выкинул.

– Правильно. Так вот, Коленька: тебе очень повезло. Ты убил Врага!

Теплая волна омыла Николая. Он расправил плечи, улыбнулся…

Но Жрец тут же вернул его из Преисподней на землю:

– Везение, Коля, не искупает глупости. Но ее искупает дело. Ты должен избавиться от всех свидетелей! В первую очередь – от девки! Ее уже ищут.

– Я сделаю,– пообещал Николай.– А о девке вы не беспокойтесь: я ее упрятал как следует. И на колесах она, ничего не соображает. Скоро праздник, тогда я с ней и разберусь.

– Вот-вот,– кивнул благосклонно Дефер, и Николай рискнул попросить:

– А можно, я пару парней оставлю? Они тоже повязаны кровью, не заложат.

– Заложить может любой,– наставительно произнес Жрец.– Хочешь – оставь. Тебе отвечать.

Толстяк встал и, шаркая шлепанцами, пошел из скверика. К своему «мерсу». Подвезти Николая он не предложил.

«Светку жаль терять,– подумал Николай.– Красивая баба».

Его необычайно огорчало, что Власть действует почему-то только на тех женщин, которые Николаю безразличны. Обидно. У Дефера наверняка по-другому. Но до Жреца Николаю еще служить и служить. Он вздохнул, ширкнул взглядом: уехал «мерс»? – подобрал Деферов окурок (мало ли, пригодится) и побрел к автобусной остановке. До черного «мерина» ему тоже еще служить и служить…

Слава ждал лидера на скамеечке в Катькином саду. Фланирующие педерасты поглядывали на адепта сатаны с любопытством. Перстень со специфической символикой и перевернутый крест на цепочке голубых не отпугивали. Дьявол к их сексуальным пристрастиям относится с полным одобрением. Намекающих взглядов педрил Слава Плятковский не ощущал. А ощущал он свою сопричастность к тайне. Никто из тысяч людей, наполнивших полуденный Невский, понятия не имел о том, кто он и кого представляет. Ни нахальные стриженые качки, ни мрачные менты в казенных ботинках, ни ногастые бляди у блискучих иномарок… Никто ни хрена не догадывается, не чует исходящий от Славы запах Смерти! Слава Сатане!

После того четверга Плятковский понял: он избран. Он приобщен. К высшему. К Смерти. Дьявол говорил с ним. Пришел к Славе, когда он, один (Николай приказал: возвращаться по одному, а не скопом – так безопаснее) ехал в полутемной электричке. Последний поезд раскачивался и прыгал, как салазки на «русских горках». А может, и не поезд мотало, а бултыхались в мозгах проглоченные черные снадобья.

Дьявол сел на скамью за спиной, положил морду на плечо Славы. Морда была теплая. И дыхание у дьявола было теплое и пахло не серой, а женщиной.

Дьявол что-то шептал на непонятном языке, и Слава повторял. Он не понимал смысла, но ему нравилось повторять за дьяволом, и повторял он громко, так что редкие пассажиры оглядывались на него. Но Славе было насрать.

А потом подошел какой-то мужик, сел напротив, погнал какую-то туфту, и дьявол в первый раз заговорил по-русски.

«Дай ему по яйцам! – взревел дьявол.– Врежь ему так, чтоб он сдох!»

И Слава врезал. Но вагон мотало, и Слава промахнулся. По колену попал. Мужик заорал, вскочил, и Слава пнул его снова – и опять попал по ноге. Промахнулся. Но мужик отлетел по проходу и упал, а Слава хотел встать, пойти за ним и убить, но вагон трясся, как ненормальный, и Слава не смог подняться со скамьи. И дьявол, разочарованный, ушел. Но Слава знал: он придет опять. Потому что Слава теперь приобщился к Смерти.

Собственно, сам Слава не убивал. Хотя и не обдристался, как это случилось с половиной «братьев по духу». Это потом они раздухарились, пинали лежачего. Только завалил его лично он, Слава. Николай потом его хвалил, а всех прочих, кроме Кошатника, материл и грозился из Круга выкинуть. И эта шелупонь, по ряшкам видно, охотно бы отвалила, да очко слабое. Николай прямо заявил: выход из Круга только один: частями, на помойку – бродячим собакам на радость. И никто не усомнился. Видели же, как Николай с Кошатником второго мужика, того, что с пистолетом, разделали. Как кабана на бойне. Кровищи – море. Ну, Слава-то крови не испугался, но подача ему не понравилась. И то, что Кошатник, глиста кривоногая, над трупами изгалялся,– тоже не понравилось. Кошатника Слава щелчком свалит, но тот – та еще подлюка. Ширнет пикой в спину – никакое каратэ не поможет. Но Кошатник – плесень. Ничуть не лучше остальных. И так и останется недомерком-садюгой с кривыми зубами и ножичком, воткнутым исподтишка. А Слава уйдет дальше. Во Тьму. В тень демонических крыльев. В круг высших иерархов. Николай уже намекнул ему, даже не намекнул, а прямо сказал: готовься приобщиться к мистериям.