подался в отшельники. Он мужик серьезный, может, мясник? В деревне хозяйство, на него люди работают. Он приезжает по графику, рубит башки, колет, режет, разделывает и на рынок отправляет кого-нибудь. Да хоть ту же старушку в ярком модном пуховике.

Фантазия такими темпами могла увести ее далеко, Лиза легла на кровать, выключила лампу, накрылась одеялом и стала смотреть в окно. За ним была яркая пузатая луна, в доме было темно и тихо, лишь в камине еще догорали дрова.

Девушка уже совсем было задремала, когда проснулась от непонятного звука. Села, огляделась по сторонам, думала, что вернулся Егор, но никого не было.

Звук доносился с улицы, встала, на цыпочках подошла к окну, не отодвигая шторку, выглянула в проем и сразу отпрянула — прямо напротив нее за стеклом было чье-то огромное лицо. Это был мужик в черной шапочке и с кривым носом.

Зажала рот рукой, чтобы не закричать, присела, от страха начало колотить. Неужели это пришли по ее душу? Неужели Валера с Семой решили обыскать лес? Совсем дураки, что ли, они?

Стараясь не трогать шторы, выглянула снова, но мужика уже не было видно. Вообще ничего не было видно, слышались лишь голоса, они были далеко, но вот стали понятны слова. Лиза напряглась, прислушалась.

— Ты думаешь, она здесь?

— Да хрен ее знает.

— Может быть, этот мужик ее прячет, и они вообще в сговоре?

— В каком сговоре? Девка бежала так, что пятки сверкали. От страха могла вообще память потерять.

— Думаешь?

— Вот нам и надо узнать, до какой степени она потеряла память и где она.

— Эх, жалко баню, сгорела дотла вместе с нашими вещами. Вот только встречу эту истеричку, всю дурь из нее вышибу.

— Погоди, ее еще найти надо.

— И куда эта сучка могла запропаститься?

— Может, в деревне у кого прячется, надо бы шмон там навести.

Дела Елизаветы Ветровой были полная жопа, так обычно говорит ее старшая сестра Настя. В данный момент жопа была в квадрате, то есть Валера и Сема искали сучку-истеричку по имени Лиза. А то, что это были их голоса, Лиза точно могла сказать.

А баня все-таки сгорела, ха-ха-ха, так им и надо. Но они все-таки уже приходили, если говорят о мужике, который может ее прятать, и разговаривали с Егором. И он ее не сдал? Молодец Егорушка, Лиза даже готова была заплакать от радости, Великан нравился ей все больше.

Но что делать с этими двумя гостями, оставалось загадкой. И зачем они ее ищут? Чтобы она не рассказала, как шибанула их босса по башке? Так она будет молчать, всю свою жизнь будет молчать, даже вспоминать не станет.

Или все-таки он помер, а они ищут козла отпущения? Все как-то слишком запутано.

Лиза еще немного посидела на корточках, потом переползла к другому окну, выглянула, там никого больше не было, наверное, ушли. И Великана не было, куда он вообще запропастился, когда тут такое происходит?

Стало одиноко и тоскливо. Зачем вообще она поперлась с подружками в это чертово караоке? Но подружки здесь были ни при чем. У Семенихина был план, и он хоть как ее украл бы, а она бы хоть как от него сбежала, но не факт, что попала бы в руки Егора.

Вдруг наткнулась бы на какого-нибудь другого мужика? Нет, от таких мыслей можно было сойти с ума. Лиза забралась на кровать, укрылась одеялом с головой, свернулась клубочком. Закрыла глаза и начала считать до ста, на пятьдесят шестой цифре не заметила, как заснула.

Глава 13

С вредной Глафирой пришлось провозиться чуть ли не до самого утра.

Хабаров был не силен в ветеринарии и даже рядом с ней не стоял, но согласился помочь Тамаре Павловне. Он все-таки надеялся на то, что мать-природа сама подскажет жалкой скотине, как себя вести в экстренной ситуации. Ну не ехать же ночью в город и не тащить ветеринара в деревню?

Но после длительных уговоров и стимуляции рыжая с белыми пятнами корова Глафира все-таки решила отелиться. На свет появился невероятно милый и забавный теленок.

— Господи, счастье-то какое, радость! Егорушка, спасибо тебе, сокол ты мой ясный и спаситель! Молиться буду за тебя и здоровья просить, а теленка в честь тебя назову — Егоркой.

Хабаров почесал бороду, зевнул, Тамара Павловна суетилась, была в столь поздний час чересчур возбуждена.

— Может, все-таки не стоит? Как-то не очень звучное имя для теленка. Может быть, Борька или Степка?

— Нет, нет, нет, Егорка, смотри, он даже на тебя похож, такой же брюнет и глаза карие. Да, мой хороший, да, мой замечательный?

Тамара Павловна была рада новорожденному и спать, видимо, ложиться не собиралась. Пока происходили все эти действия до появления теленка на свет, они немного разговорились. Любопытная старушка задавала наводящие вопросы по поводу гостьи Хабарова.

Кто такая? Откуда взялась? Как зовут? Откуда приехала? Зачем приехала? А когда приехала? Одна приехала? Егор чувствовал себя на допросе в клинике умалишенных, когда задают одни и те же вопросы, но с разной интонацией, переставляя слова

Пришлось сказать, чтобы старушка отвязалась, что это его подружка, приехала два дня назад, зовут Лизавета. И нет, у них все несерьезно, и да, свадьбы не будет точно.

Тамара Павловна вроде отстала, задумалась, но потом вопросы повалили с такой же интенсивностью. Почему все несерьезно? А когда будет серьезно? Тебе, Егорушка, уже пора, чтобы было все серьезно.

И дальше в таком же духе, а Хабаров лишь думал о том, что та самая Лиза, с которой у них все несерьезно, сейчас в его доме, на ее голом теле его футболка, она без трусиков и лежит в его кровати.

А он здесь стимулирует Глафиру, чтобы та, наконец, разродилась, хотя мог заниматься совершенно другими, более интересными, даже можно сказать, полезными для здоровья и нервной системы вещами.

Пока Глафира набиралась храбрости, решил сам задать несколько вопросов Тамаре Павловне.

— А вообще тут в округе что?

— Сам не знаешь, все детство здесь бегал? Я тебя еще помню голожопым пацаном.

— Прям голожопым? Скажете тоже.

— Прям так и скажу.

— Ладно, не суть. А что здесь вокруг нового появилось? Давно я здесь не был.

Егор действительно не был в этих краях прилично, работы много было. Отец строил дом, иногда ему помогал, а то, чем округа живет, не интересовался.

— Сам знаешь, справа речка, прямо — болота, позади город, а слева лес, дом папки твоего, царствие ему небесное, хороший