Элианта опустила в воду одну ногу. Дрожь пробежала по всему телу. Она пошла вперед, медленно погружаясь в прохладу, закрыв глаза. Она наслаждалась этим чудесным, но двойственным чувством, тем единственным моментом, когда тело еще боится холода, но уже стремится погрузиться в воду, а затем проваливается в ощущение полного блаженства. Она погрузилась с головой и сделала несколько взмахов руками в успокаивающей водной тишине. Через несколько метров она вынырнула на поверхность и поплыла к другому берегу, нагая и свободная. Ухватилась за ветку, нагнувшуюся к самой воде. Капли, словно жемчужины, покрывали ее лоб и тихонько скатывались к приоткрытым губам. Вокруг водоема росли и низкорослые деревья, и цветущие кустарники, и бамбук. Она глубоко вздохнула. Воздух слегка пах маленькими синими и розовыми цветочками. Она закрыла глаза и принюхалась, наслаждаясь каждым мгновением. Ее легкое тело лежало у самой поверхности, покачиваясь в такт несильному течению. Ей было так хорошо… Время остановилось и растянулось до бесконечности, преобразуя миг в вечное наслаждение.

Вдалеке раздался гневный вскрик обезьяны. Она встрепенулась. Вдруг она вспомнила ссору с Кракюсом, когда она выбрала Шималис, чтобы рассказывать новости всей деревне. Он был вне себя, но она на него не обиделась. Это какое-то недоразумение. Он плохо разъяснил свою просьбу или она сама неправильно поняла его желание. Когда друг друга не понимают, никто не виноват… Но все-таки он не должен был так сердиться, наверное, очень устал.

В конце концов на другой день он сам выбрал молодую женщину, которая ему подходила. Все уладилось. А Шималис даже не пришлось уговаривать, чтобы она отказалась от выполнения миссии.

Шли дни, и жители деревни привыкли к ежедневным собраниям, посвященным сообщению новостей. Кракюс назвал их странно, как-то по-иностранному — Jungle Time. Он говорил, что если что-то не имеет названия, его не существует.

У Элианты было ощущение, что она теперь лучше знает то, что происходит, и это ей нравилось. Она открыла, что окружающий ее мир не так хорош, как она думала. Он явно вызывал беспокойство. Но полезно ли это знать? К счастью, после Jungle Time всегда был расслабляющий сеанс видофора. Какое замечательное изобретение, оно позволяет все забыть, расслабиться и ни о чем больше не думать… Кроме того, все обрадовались, узнав, что теперь он будет работать постоянно. Теперь, проходя мимо, можно остановиться и освободиться от всего: красивые поднимающиеся пузыри завладевают разумом.

* * *

— Не нужно быть наивным! Разумеется, она сделала это нарочно!

Кракюс мерил шагами хижину, стараясь укротить гнев, который вновь и вновь подымался в душе. Он не хотел возвращаться к этому делу. Зачем Сандро бередит его рану?

— Я не верю… Это потому, что у нее другие критерии, чем у тебя. Оскар Уайльд говорил: «Красота в глазах того, кто смотрит».

— Красота… это красота. И не о чем спорить. Но я не понимаю, почему ты стараешься оправдать Элианту.

— Нет, на самом деле это очень субъективно. Что касается красоты, абсолютных критериев не существует.

— Субъективно, субъективно… Поставь перед нами любую бабу, мы тут же скажем тебе, красива она или нет. Увидишь, у всех будет одинаковое мнение. И никакой субъективности.

— Это не так просто… Люди не отдают себе отчета в том, насколько они зависимы от образов, насаждаемых обществом. Образы женщин, воплощающие красоту, навязаны средствами массовой информации, ведь именно они наводняют наши магазины, витрины, экраны, но кто определяет критерии? Не ты и не я… Так как все эти образы имеют одну цель — выставить их на обозрение. Это становится нормой, очевидностью для всех. Люди не понимают, до какой степени их вкус сформирован таким образом, так что мы сами себя обманываем. Мы верим в то, что свободны в наших предпочтениях, а на самом деле это вовсе не так.

— Ну, да…

— В качестве доказательства: каноны женской красоты меняются от эпохи к эпохе. Обрати внимание, в эпоху Возрождения красивой считали женщину полную и с тонкими губами…

— Трудно в это поверить…

— Потому что тебя обработали так, что ты предпочитаешь обратное…

Кракюс подошел к окну и окинул взглядом окрестности. Если индейцы действительно способны считать красивой любую старуху, тогда проще будет с ними договориться. Что касается женщин, они не должны чувствовать давления, а то будут стараться понравиться. Неудивительно, что эти дикари счастливы… Нужно это изменить. Любой ценой. Если вкусы формируются извне, этим-то он и займется. Нужно вдолбить им в голову стандарты неотразимой красоты. Тогда они все будут считать себя некрасивыми, вот тогда-то мы и посмеемся…

— Как они отреагировали на устройство Годи? — спросил Сандро.

Кракюс повернулся к нему.

— Окончательно заткнулись. И перестали изводить меня возражениями, стоило мне что-нибудь им предложить. Стали очень милыми, спокойными. Это устройство просто шикарная штука!

Несколько мгновений у Сандро был такой вид, будто он погрузился в мечты.

— Нужно непременно продолжать.

— Мы так и делаем. Сейчас они могут смотреть, когда захотят, хоть весь день. Видофор останавливают во время Jungle Time и сеанса историй старика-рассказчика. Я хотел было его отменить, но им, похоже, кажется это важным.

Сандро задумчиво согласился. Взгляд его, казалось, блуждал где-то вдалеке. Он пробормотал что-то, будто разговаривая сам с собой.

— Теперь, когда мы усыпили их разум, можно посеять семена несчастья, и они не станут сопротивляться…

Кракюс посмотрел на него недоверчиво.

— И каков же следующий этап?

Сандро ответил не сразу. Казалось, он блуждал в своих мыслях, глядя на солнце. Этот тип явно не в себе: пять минут назад был в нормальном настроении, а теперь беспричинно подавлен.

— Нужно отдалить индейцев от Всего Большого, — произнес Сандро бесцветным голосом.

Кракюс прищурился:

— Всего Большого… Переведешь на нормальный язык?

Сандро с видом побитой собаки, казалось, искал подходящие слова. Может, стоит попросить Годи поделать ему уколы антидепрессантов?

— У индейцев есть ощущение сопричастности всему мирозданию, которое их окружает. Для них все элементы мира неразрывно связаны между собой. Каждый индеец глубоко ощущает связь с другими людьми, с природой, Землей, космосом… Они неотделимы от всего этого.

— Хм… — сказал Кракюс, который не очень хорошо понимал смысл этих туманных слов.

— Марк Аврелий, философ, ближе всех подошел к их видению мира, хотя, конечно, и не был знаком с ними. Он говорил: «Чаще размышляй о связи всех вещей, находящихся в мире, и об их взаимоотношениях. Ибо все они как бы переплетены между собою и поэтому в содружестве друг с другом, следуя друг за другом в определенном порядке. Это объясняется непрерывностью движения, общей согласованностью и единством сущности».