– Это что? – громко спросила Марина. – Нападение?!

Откуда-то сверху, едва слышимый, но все-таки отчетливо различимый, раздался пронзительный человеческий вопль. И тут же загрохотало сразу несколько пулеметов. Судя по звукам – из вагона охраны и с крыши складского вагона. А затем, сперва в один в борт бронепоезда, а следом и во второй, словно сыпануло металлическим горохом.

Марина испуганно присела и отползла к противоположной стене. Автоматчик прижал приклад к щеке и дал короткую очередь куда-то наружу. Грохот автомата в тесном помещении оглушил и заставил Костю закрыть руками уши. На пол посыпались дымящиеся гильзы. Воздух мгновенно пропитался запахом горячего металла и пороховой вонью. Костя сперва боялся подняться, но потом любопытство пересилило и он, схватившись руками за какой-то выступ, осторожно выглянул в смотровую щель на второй внешней двери. Прижался коленями к двери, всмотрелся…

На фоне медленно уползающей вправо стены леса, длинными перебежками перемещались фигуры людей в камуфляжной одежде. Судя по вспышкам выстрелов и новой порции тяжелых ударов в борт, они стреляли по бронепоезду. Причем было их достаточно много, и, судя по всему, они загодя рассредоточились вдоль путей: впереди по ходу движения, на темном фоне леса, также начали сверкать вспышки выстрелов.

Россыпь гулких ударов в броню совсем рядом со смотровой щелью заставила Костю отпрянуть в сторону. Он прижался к стене тамбура и с надеждой посмотрел наверх. Как раз в этот момент почти синхронно оборвался оглушающий грохот пулеметов на крыше и в вагоне охраны, и стала слышна хаотичная стрельба автоматов.

– Что происходит?! – закричала Марина, испуганно озираясь по сторонам.

– Ложитесь на пол и лежите, – быстро оглянувшись, сказал автоматчик. – Первый раз такое вижу: нас вроде как пытаются взять штурмом. Эх, напрасно начали поезд тормозить!

Он отвернулся и дал несколько коротких очередей. Снова откуда-то сверху донесся рокот пулемета. А затем жуткий грохот на несколько секунд оглушил людей. Вагон ощутимо вздрогнул и словно бы даже накренился, заскрипев всеми своими сочленениями.

– Ого! – заорал автоматчик. – Это чем же по нам вдарили?!

Со стороны тепловоза послышались пистолетные выстрелы, а следом – душераздирающий вопль. Межвагонная дверь распахнулась и на пороге появился тот самый молодой парень, которого Костя недавно видел на крыше тепловоза. Его искаженное лицо было похоже на кровавую маску, на плече, быстро пропитывая ткань спецовки, расплывалось темное пятно. Парень обвел тамбур безумным взглядом, закатил глаза и рухнул на пол. Следом в дверном проеме возник взъерошенный Миха с пистолетом в руке. Его галстук был наполовину распущен и лежал на плече, лицо походило на звериный оскал, а поперек белой рубахи, прячась под костюмом, набухал ярко-алым длинный порез.

Заметив Костю, Миха кивнул ему, плюнул на лежащее тело и лишь после этого хрипло сказал:

– Прикинь, пытался поезд остановить, паскуда. А если встанем – каюк, возьмут нас штурмом. Тепловоз водить умеешь? А то машинист может и не добраться сверху-то.

– Неееет, – слабым голосом сказал Костя. – Я никогда не пробовал даже…

– Что происходит, Миша? – испуганно спросила Марина. – Кто на нас напал?

– Да какая разница? – бросил Миха. – Выскочили из леса, обстреляли толпу на крыше и бегут следом, видимо надеются, что остановимся. А этот гад как раз тормоза зачем-то врубил. Свяжите руки козлу, а то вдруг очухается. А я попробую ходу прибавить этому аппарату.

Он вернулся в тепловоз, хлопнула дверь.

– Эй, я умею! – запоздало крикнул автоматчик, потом вытащил из кармана и бросил Косте пучок пластиковых стяжек. – Вяжи ему руки. А я Мишке помогу.

Костя взял одну стяжку и принялся неумело ворочать раненого. Тот застонал, но глаз так и не открыл. На полу медленно растекалась темно-красная лужа. С обеих сторон в бронированные борта поезда снова посыпались тяжелые удары. В соседнем вагоне загрохотали пулеметы, глуша все прочие звуки. Марина испуганно закрыла голову руками и замерла. Поезд перестал тормозить и, кажется, снова принялся набирать ход. Еще несколько минут гремели выстрелы и жутко долбили в борта пули, но вскоре все стихло.

Дверь из вагона охраны открылась и на пороге появились машинист и Кудыкин. Следом за ними в тамбур протиснулись двое солдат. Голова полковника была небрежно перевязана окровавленным бинтом, но голос не утратил твердости.

– Иваныч, ты давай тут не застревай, – скомандовал Кудыкин, заметив лежащего на полу помощника машиниста. – Мы тут и без тебя разберемся. Так, дамочка, оператор – дуйте в вагон, нечего вам тут делать. Бойцы, этого тащите в ближний отсек и зовите медика. Если гнида сдохнет, я медика сам удавлю.

Машинист горестно сказал «Эх, Петька», но послушно бросился в тепловоз.

Вагон охраны оказался заполнен людьми. Видимо все, кто недавно любовался видами на обзорных площадках, теперь теснились в коридорах или выглядывали из отсеков. Марина и Костя протолкались к тому отсеку, где недавно видели Наташку, но там теперь был организован мини-лазарет: несколько человек сидели и лежали в разных позах, перевязанные наспех бинтами. Одного из них как раз заканчивали бинтовать два солдата.

Наташка, Роман Андреевич и Вадик обнаружились в той части вагона, где еще совсем недавно должен был состояться праздничный обед. Людей здесь оказалось поменьше: за большим столом было немало свободного места на скамейках – наверное, несмотря на случившееся, большинство «костюмов» старались избегать большого начальника.

Роман Андреевич представлял собой жалкое зрелище. За какие-то четверть часа он растерял всю свою уверенность и лоск и теперь выглядел настолько непрезентабельно, что вызывал желание сказать что-нибудь утешительное. Он сидел в самом углу на длинной скамье, а рядом с ним разместились хмурый Вадик и напуганная Наташка. Правда, стоило Косте встретиться с ним глазами, как всякое желание разговаривать с чиновником испарилось, даже не успев окончательно оформиться. Несмотря на нештатную ситуацию, затравленный взгляд Романа Андреевича выглядел, мягко говоря, несоразмерным возможной опасности.

Напротив чиновника – через стол – никто не садился. «Костюмы» делали вид, что им гораздо интереснее стоять и сидеть рядом с проходом, чем по соседству с трусливым начальством. Тревожные взгляды, которыми съемочную группу встретили присутствующие, отбили всякое желание о чем-то спрашивать: было очевидно, что люди напуганы и сами ничего не понимают.

Костя решительно протолкался в дальний угол. Водрузив кофр с камерой на стол, он устроился на широкой скамье. И тут же мысленно пожалел об этом: рядом уселась, уже успевшая прийти в себя, Марина. Которой, разумеется, требовалось излить на кого-нибудь свои переживания. Причем жертва как раз была полностью готова к «разделке». Костя, зная жесткость, и даже черствость Марины в уличении чужих недостатков, заранее содрогнулся.

– Ну что, Роман Андреевич, – ядовито сказала Марина, – опасность почти миновала, можно начинать придумывать торжественную речь о вашем героизме, с которым вы отстояли поезд, набитый женщинами и детьми…