Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но «Калина» больше не подавала признаков жизни, если не считать уже рассеянного, ближнего света фар.
А спустя несколько мгновений к этой световой гамме добавился еще один крохотный, но очень важный штришок. Не зря, ой не зря я вчера по дороге на ночлег подробно расспросил Сазонова о некоторых специфических особенностях устройства его воздушного судна! А товарищ Сазонов, в ответ на мои вопросы, с гордостью показал мне пару нужных кнопок…
Штришком этим была красная светоточка лазерного прицела, подрагивающая ровно в центре аккуратного чистого лобика злоумышленницы в режиме автонаведения.
Как я и предполагал, «Калина» была арендована в одной из местных контор по прокату автомобилей. Вычислить за полчаса нашей бешеной гонки такое достаточно редкое авто и его конюшню — уравнение с некоторым количеством неизвестных; однако, вполне решаемое. По крайней мере, для Сазонова.
В возможностях инспектора я не сомневался, и он свою задачу выполнил: радиосигнал дежурного только что на моих глазах заглушил движок внедорожника.
Теперь дело оставалось за мной. В армии я служил, любимый электрошокер всегда при мне в любой командировке, а за спиной присутствовала мощная огневая поддержка в виде пулемета, выдвинувшегося из кормового крыла моего лимузина.
Я выпрыгнул из КЛАПа вполне молодцом — все-таки передо мной девушка и притом весьма симпатичная.
Рука же сама нащупала в кармане рукоять элетрошокера — просто так, на всякий пожарный. А сердце меж тем готово было предательски выпрыгнуть из груди.
Еще бы, знаменитый на всю Галактику осквернитель государственных памятников, таинственный Герострат, теперь был в моих руках. Вот это я понимаю — рубрика «Корреспондент меняет профессию»!
Поэтому когда она стянула с головы кепку, у меня не было ни капли разочарования. Конечно, никакой это не переодетый мужчина, ну так и что?! В конце концов, почему бы легендарному Герострату и не быть очаровательной девицей?
Я лишь одного не понимал: что за странный вандализм? Чего ради она исправляет надписи на мемориалах, посвященных истории космонавтики? В конце концов, кому какое дело, какая по счету «Земля» за пределами Солнечной системы эта их Ружена — первая, вторая или сто двадцать вторая?
Она же сунула руку в нагрудный карман комбинезона — я инстинктивно напрягся — и вынула носовой платок такой ослепительной белизны, что его явление показалось мне в сумраке бетонной пещеры вспышкой магния.
Затем аккуратно промакнула губы движением, не лишенным изящества.
Задумчиво оглядела меня с ног до головы. Точно прикидывала мои боевые качества на случай схватки…
И неожиданно улыбнулась.
— Вы правы. Никому нет до этого дела. В целом свете. — Она дерзко тряхнула головой, отбросив непокорную челку. — Никому кроме меня.
— Кто вы?
Вопрос глупее, конечно, трудно было сейчас придумать.
— Тайна.
Я только фыркнул — ох уж мне эти секреты Полишинеля!
— Надежина Анна, — вздохнула она.
Теперь я поморщился. Терпеть не могу, когда представляются, начиная с фамилии.
Ты же все-таки Герострат, гроза звездных мемориалов, а не канцелярская крыса! Даром, что ли, такая видная девица!
— С такой фамилией мое имя уже не имеет никакого значения. Остается одно — Тайна.
Вот тебе раз! Она что, читает мысли?
— Иногда. Всё дело…
Тут беглянка глянула на меня так, что я похолодел.
— Всё дело — в «Звезде».
Апрель, 2614 год
Город Громов
Планета Ружена, спутник планеты-гиганта Эмерсон, система звезды Барнарда
Если бы кто-нибудь сказал мне накануне прилета в Громов, что я уже на следующий день буду встречать местный закат в романтическом обществе преступницы галактического масштаба, я бы покрутил пальцем у виска.
И, тем не менее, это было так. Судите сами: одного лишь магического слова «Звезда» мне хватило, чтобы похерить все договоренности с Сазоновым и пропасть для всего мира обитаемых планет.
К тому времени мне уже дважды кинул в сетевую почту вопросительный маячок Герман Сулимов. Мой шеф жаждал получить восемь традиционных строк о давно простывшей церемонии на Площади Ветров.
Не говоря уже о Сазонове, собиравшемся в первые два часа поднять на ноги, кажется, всю транспортную милицию Громова. Моя чересчур поспешная радиодепеша о пленении зловещего Герострата возбудила Петера Ильича чрезвычайно. Он тут же выразил готовность примчаться в любую точку планеты в сопровождении целого взвода или хотя бы с охапкой наручников.
В ту минуту, сдержанно принимая его поздравления, я уже жалел о том, что поторопился выйти на связь. Поэтому от души поблагодарил ретивого инспектора, но от немедленной встречи вежливо уклонился.
— Возникли кое-какие… нюансы. И мне необходимо их прояснить в личной беседе с госпожой Надежиной, — пояснил я.
— Костя, не дурите. Она весьма опасна, — предупредила меня трубка моего старенького и оттого особенно любимого телефона.
— Я всегда вооружен, — героическим тоном пробасил я, — но суть не в этом. Кажется, госпожа Надежина обладает некими сведениями, которые, полагаю, весьма заинтересуют мое информагентство. Поэтому в настоящий момент я как раз беру у нее… интервью. Я же все-таки не какой-нибудь там новостник, а спецкор. Аналитик!
Это ему уже совсем не понравилось, в особенности последнее слово. Инспектор призадумался, и наконец холодно процедил:
— Сообщите хотя бы, где находитесь. И держите ее под прицелом всего, что у вас есть… Костя, слышите?
Динамик моего телефона достаточно громкий. Анна иронически хмыкнула.
Где находились мы с моей беглянкой, я совершенно не представлял. Я же не гид-экстремал, экскурсий по задворкам руженской столицы не вожу!
То же самое, насчет гида, я и намекнул Сазонову. После чего вероломно прервал связь и с величайшим интересом уставился на Анну.
Диваны в ее берлоге, затерянной среди квартала художников и поэтов, были чертовски комфортными, и я чувствовал себя вполне полноценным бароном. Если не считать того, что я был перед этой странной особой как на ладони, чуть ли не голеньким.
Признаюсь, несколько раз в жизни мне снились сны, в которых я абсолютно без штанов, босиком пробирался к своему дому через весь город.
Говорят, такой сон посещает исключительно натуры тонкие, ранимые, подверженные утонченным душевным переживаниям. Но хотя в том сне я испытывал почти животный ужас от абсолютного эффекта правдоподобности — даже кожа покрывалась от утреннего холода пупырышками, — сейчас гусиная кожа проступила поверх моего «Я» абсолютно реально.