Последней фразы Чекменев не понял, однако с общей постановкой Ляхова согласился. Ведь и в самом деле…

— А пока позвольте откланяться, — сказал Вадим. — Спешу, а вам лучше всего из своего гаража механика вызвать. Не будете же сами посреди улицы колеса менять? Генералу непристойно. До завтра все обдумайте, и встретимся. Надеюсь, уже в новом качестве…

Ляхов козырнул и через несколько секунд его не стало видно в уличном потоке.

Чекменев так и поступил. Вызвал из гаража подмогу, а сам перешел на другую сторону улицы, сел за столик под полотняным зонтом, спросил чашечку кофе.

Сменный шофер с механиком подъедут в пределах десяти минут. Что ж, как раз время не спеша поразмыслить, любуясь заодно вечерним потоком публики, бесцельно фланирующей, спешащей в театры и кафешантаны, мужчинами, мечтающими встретить именно сегодня «девушку своей мечты», и женщинами, именно на эту роль и претендующими. Не так уж часто Чекменеву приходилось наблюдать жизнь «просто так». И ее спокойная, счастливая в основном размеренность настроила его на безыдейное согласие с Ляховым.

Если, отпив глоток коньяка, поверить, что именно этому угрожает неведомый враг, так рука сама потянется к кобуре или к трубке телефона. Кому какое оружие ближе.

Но при всем естественном человеческом порыве Чекменев не мог отстроиться и от профессиональной волны.

Что же его так задело совсем недавно в разговоре с Вадимом? Отнюдь не основное содержание, тут хочешь верь, хочешь не верь, но по сути все ясно. И не факт его загадочного (и по цели, и по исполнению) побега из-под стражи. Сделано это, скорее всего, чтобы продемонстрировать его новые способности и возможности.

Тут загадка, так сказать, рабочего плана, техническая, рано или поздно разберемся. А внимание его привлекла некая несообразность, вроде как Ляхов сказал нечто такое, чего сказать не мог и не должен. Но что? Вспоминай, Игорь Викторович, вспоминай…

И тренированный мозг почти тотчас выдал ответ.

Вадим сказал: «Когда мне было двадцать лет, это было очень опасное место, но только для тех, кто не умел себя правильно вести. А кто умел — наоборот».

Обычно так говорят «местные», жители окрестных переулков, знающие все ходы-выходы, в том числе — степень сравнительной опасности и безопасности злачных и прочих интересных мест. А Ляхов-то питерский, и когда ему было двадцать, он учился в Петроградском университете, отнюдь не Московском. Допустим, приезжал он сюда к друзьям-знакомым, на каникулы, скажем. Тогда он выразился бы несколько иначе: «Ребята говорили, что…» или — «Когда я сюда впервые попал, была ситуация…»

Скорее всего, ерунда это все, сказал и сказал, не слишком подбирая слова, однако же… В нашем деле на подобных проговорках еще как люди сгорали. В любом случае, обратить внимание стоит.

Кроме того… Отчего он повторил, даже подчеркнул — «спешу». Какому дураку придет в голову спешить в тюремную камеру, если главный тюремщик вольную предложил? Какие у него там могут быть срочные интересы?

Чекменев вытащил из кармана оперативный радиотелефон, вызвал личного порученца, скучающего в приемной кремлевского кабинета.

— Как обстановка?

— Все тихо, Игорь Викторович.

— Ну так, взгляни на пульте, объект в седьмой комнате чем занимается?

— Одну минуту. Так, камера наблюдения не берет, есть у нее несколько мертвых зон. Но масс-детектор показывает, что объект в помещении, находится в пределах двух-трех метров в районе ванной-ватерклозета. Сходить посмотреть?

— Не надо. Отдыхай. Потом посмотри еще раз. Если в норме — меня не беспокой. Ну а если что не так — действуй по обстановке. И мне звони…

Чекменев буквально по метрам и по секундам пересчитал путь Ляхова. Да, если идти очень быстрым шагом — как раз успел бы минуты три-четыре назад войти в комнаты. Если подвезли на машине — на десять минут раньше. Но зачем?

Теперь, после ухода Чекменева, у Ляхова-второго, по его расчетам, было часа три свободного времени. Минимум. Раньше у генерала не должно появиться возможности и желания проверять, на месте ли его узник и чем он занимается. Ну а если пришлет кого-нибудь поинтересоваться, что здесь и как, есть способы ненужному любопытству воспрепятствовать.

Шульгин по условному сигналу открыл проход из туалетной комнаты, что было наиболее удобно и безопасно, поскольку окон там не имелось, да и аппаратуру наблюдения детектор не фиксировал.

Несмотря на краткий курс ознакомления с системой СПВ (да и аппаратура Маштакова функционировала похожим образом), все равно Вадим до конца не научился воспринимать эти технические чудеса как должное. Фест в этом ориентировался с большей внутренней свободой, и это отчего-то задевало.

Обозначилась рамочка нежно-сиреневого цвета (Вадим уже знал, что ее оттенки означают разные режимы работы: «окно», дверь односторонняя и двусторонняя, и степень напряженности поля в зависимости от дальности перемещения и массы объекта). Сейчас дверь была узкая, едва шире его плеч. Только просунуться.

Он шагнул и оказался в просторном, со вкусом обставленном кабинете, хотя и мебель и весь интерьер выглядели для Ляхова не совсем привычно. Вроде функционально все такое же, а вот чувствуется разница. Все-таки — продукт несколько иной цивилизации.

Александр Иванович ждал его, удобно разместившись «в креслах», как писали в ХIХ веке, и Вадим подивился неожиданной точности этого термина, уж больно уютно и вальяжно в своей позе Шульгин выглядел.

На низком столике по его правую руку стояли портативный компьютер с откинутой крышкой-экраном, непременный кофейник и красного дерева сигарный ящик. В разных его отделениях помещалось несколько сортов и видов драгоценного продукта чужедальних стран.

— Что ж, первое испытание ты выдержал вполне достойно, — похвалил Шульгин, указывая рукой на соседнее кресло. — Надеюсь, твой напарник проведет роль не хуже. Но ему сейчас легче, противник уже сбит с позиций и вряд ли станет так уж присматриваться к мелким деталям и шероховатостям поведения, если такие случатся. Да и вообще, психологически слишком уж невероятной должна показаться мысль, пусть она на миг и возникнет, что хорошо знакомого человека можно подменить двойником в течение нескольких минут…

Ляхов уже отметил эту манеру Шульгина, обычную или используемую только в общении с «учениками», — пояснять и комментировать свои слова и поступки. Впрочем, были у него в университете профессора и доценты с подобной привычкой.

— Ты там немного перегрузился, а работы еще много. Держи… — Александр Иванович протянул Вадиму черный, похожий на часовой браслет. — Надень на руку…

— И зачем? — спросил тот, следуя указанию.

— Подробности потом, но, в частности, протрезвляет полностью и почти мгновенно. Наука, понимаешь ли.

Ляхов как раз не понимал, что за наука может разложить и вывести из организма уже поступивший в кровь и проникший через гематоэнцефалический барьер алкоголь, но спорить не стал. Других забот хватало.