В каждый из зимних месяцев видели они по нескольку раз море открытым, иногда же совершенно от льдов свободным; 9 марта, когда погода была необыкновенно ясна, показалась им сверх того к востоку земля небольшими холмами, как она обыкновенно издали выглядит.

Широту места своего определяли они пять раз, измеряя астрономическим кольцом меридиональные высоты светил: 14 декабря 1596 года звезды на плече Ориона; 12 января 1597 года – Альдебарана; 19 февраля, 2 и 21 марта высоты солнца. Все эти наблюдения дали согласно широту 76°. В конце апреля и начале мая очистилось море совсем ото льдов, и голландцы стали помышлять о возвращении на отчизну.

Корабль их исправить не было никакой возможности, и потому единственное к тому средство представляли шлюпки. Исправление их стоило ослабленным странникам великих трудов. Начальники должны были употребить все влияние свое, чтобы поддержать их дух. Наносимый по временам северо-восточными ветрами лед лишал их иногда всей надежды. Наконец в первых числах июля привели они к концу приготовление судов своих, а 14-го отправились в море с скудным запасом, оставшимся от зимы. Перед отправлением краткое описание их приключений Баренц спрятал в трубе хижины; составлен был также за подписями всех акт, в котором изложены причины, заставившие их покинуть корабль, и прочее. На каждое судно дан был один экземпляр этого акта на тот случай, если одно из судов погибнет, чтобы на оставшихся не падало несправедливое подозрение.

Голландцы избрали путь по-прежнему около оконечности Новой Земли. Более месяца подвергались они неимоверным трудностям. Плавание в небольших, открытых судах и по чистому морю есть предприятие гибельное, тем более под утесистыми, льдом окруженными берегами и в бурном море. 20 числа, находясь против Ледяного мыса, лишились они Баренца и одного матроса, которые давно уже были больны. Потеря первого была им особенно чувствительна, поскольку на опытность и искусство его возлагали они главнейшие свои надежды. 23-го достигли мыса Утешения и определили широту места 76°30'. На другой день обогнули мыс Нассавский, а отсюда до Крестового острова (расстояние не более 15 немецких миль) плыли 25 дней; это была труднейшая часть их пути, в которую потеряли они еще одного матроса. 20 числа оставили Крестовый остров, 21-го миновали мыс Лангенес (Сухой Нос), а 22-го укрылись от льда в заливе, на широте 73°10' лежащем, где должны были пробыть четыре дня. Тут находили много блестящих камешков, которые, по их мнению, должны были заключать в себе золото.

Залив этот был так обширен, что, пустившись в путь в полдень 26 числа, вышли они из устья его не ранее полуночи. Продолжая пробираться между льдов, прибыли они 28-го к губе Св. Лаврентия (Строгановской), где встретили два русских судна. Мореходы наши, услышав о несчастном состоянии голландцев, старались оказать им всяческую помощь, снабдили их хлебом, копченой дичью и прочим. Последние все более или менее страдали уже скорбутом, поэтому ложечная трава (Cochlearia), которую они здесь нашли в изобилии, весьма их обрадовала; они ели ее, сколько могли, и тотчас чувствовали облегчение. 3 августа решились переправиться на материковый берег, который увидели на другой день около Печоры. Продолжая путь далее, встречали они часто русских, которые указывали им дорогу и всячески помогали. 18-го прошли они Канин Нос, 24-го прибыли в семь островов, где услышали, что в Коле находится один голландский корабль; известие это подтвердили им на другой день россияне у острова Кильдина. Это побудило их послать туда через лопарей письмо.

Через четыре дня посланные возвратились с письмом же от капитана Рипа, того самого, с которым они в прошедшем году разлучились у острова Медвежий; а вскоре потом прибыл и сам Рип, привезший им всего, в чем они могли нуждаться. Можно вообразить себе, как обрадовала обе стороны эта радостная встреча. Одарив русских чем было за их гостеприимство, прибыли они 2 сентября к кораблю Рипа, а на нем 1 ноября благополучно в Амстердам, к радости и удивлению своих соотечественников, считавших их давно погибшими.

Достопримечательная зимовка голландцев в Ледяной гавани сохранилась в преданиях наших новоземельских мореходов. Место их зимовки они называют Спорый Наволок[42].

Но находил ли кто-нибудь остатки жительства голландцев, совершенно неизвестно.

Из всех случаев, встретившихся голландцам, наибольшего внимания заслуживает раннее появление солнца. На широте 76° (приняв во внимание астрономическую рефракцию) должно это светило совершенно скрыться за горизонт 1 ноября и опять появиться 6 февраля нового стиля, т. е. при южном склонении около 15°. Но первое явление случилось тремя днями позже, а последнее 13 днями ранее, т. е. тогда, когда солнце находилось в большем склонении в первом случае на 1°, а в последнем на 3¾°. Феномен этот, изумивший самих наблюдателей, послужил поводом после их возвращения в Европу ко многим толкованиям со стороны ученых. Некоторые считали такую аномалию в природе, которая будто бы уничтожала выпуклость земли и неба, невозможной и объясняли загадочное это явление тем положением, что голландцы в продолжительную, скучную ночь, убивая время сном, проспали на 13 или 14 дней более, нежели думали, и считали 24 января, когда уже в самом деле наступило 6 февраля.

Между прочим, некто Роберт Ле Каню, учитель Гемскерка, Девера и Рипа, старался доказать это в длинном письме к Виллему Блау[43] (W. F. Blaeu), которое сын последнего поместил в своем Большом атласе[44]. Но предположение это едва ли не страннее самого явления. Девер вел журнал свой с возможной точностью и подробностью, а следственно, как им, так и ожиданием, когда обрадуют их опять лучи солнца, побуждался вести верный счет дням; мы видели, что когда часы их от холода остановились, то они замечали время по 12-часовой склянке; от невнимательности приставленных к ней могла, конечно, произойти некоторая погрешность, но невозможно, чтобы она дошла в 12 недель до 14 дней. Вероятнее было бы это, если б голландцы бо́льшую часть времени действительно проводили во сне. Но мы имеем явное доказательство противному не только в журнале Девера, но и в благополучном окончании зимовки их, к которой они нисколько не были приготовлены, – окончании, которое и в наше время и с нашими средствами не сочлось бы неудачным. И от чего же по возвращении их в отечество не различалось их счисление времени от тамошнего?