Не предложила ли она сама убежище Пленнику – Изначальному?

Старый дух скептично отнесся к этой гипотезе:

Если бы Изначальному позволили управлять этим местом, он бы проводил свои собственные эксперименты.

– Какие еще эксперименты? – спросил я.

Те, что видел старик. Искажающая болезнь – величайшее увлечение Пленника.

Старому духу не под силу было объяснить мне вещи, далеко выходящие за рамки того, что уже постиг мой разум. Чтобы понять, я должен был увидеть собственными глазами.

Мы вышли к прямой улице. В ее конце заметили большие ворота, ведущие на равнину. К моему облегчению, Винневра выбрала это направление. Мы помогали Геймлпару идти.

Мы остановились на ночлег в полуразрушенном доме, сохранившем часть крыши, всего в паре сотен метров от ворот и границы города, когда тень колеса вновь накрыла нас и заморосил дождь.

Геймлпар ворочался во сне, мучимый возрастными болячками, и рыдал, и называл многочисленные имена, пока не вскочил. Винневра постаралась успокоить его. Затем она жестом предложила мне присоединиться, и мы улеглись бок о бок.

Этим людям руины старого города говорили об утраченной славе, семье и счастье.

Мне же и моему духу город говорил о том, что Предтечи даровали нам ограниченную свободу, но лишь на время.

А было ли все иначе на Эрде-Тайрине?

С первым светом мы прошли через ворота и разглядели край ближайшей стены более четко. Винневра снова покрутилась, закрыв глаза и вытянув руку, чтобы определить направление.

Там, куда она указала, я увидел бурое облако рядом с серой стеной – пыль, поднявшуюся высоко в воздух.

Геймлпар тяжело оперся на палку, его левая нога все еще дрожала.

– Ты уверена? – спросил я.

– Да.

Огромный квадратный сегмент Ореола продолжал двигаться вдоль внутренней поверхности колеса. Солнце освещало его внешнюю часть, покрытую геометрическим узором из металла Предтеч – таким же, как на поврежденных сегментах небесного моста.

Ландшафт на этих оголенных сегментах, если он имелся, был принесен в жертву, выброшен в космос вместе с землей, животными и, возможно, даже людьми ради устранения повреждений, полученных в междоусобице Предтеч.

Таков ее путь – позволять нам страдать.

– Нет, – проворчал я. – Я чувствую ее в себе, и это не ее путь. – Пережитое мною на Ореоле не развеяло все мои надежды на Создательницу.

Небо стремительно пересекли серебристые полосы, как ласточки, преследующие насекомых. Я схватил испугавшуюся до дрожи Винневру за руку.

– Небесные лодки, – сказал Геймлпар. – Из Дворца Боли. Они летят за оставшимися в деревне людьми.

Мы пошли быстро, но так, чтобы старик поспевал. Вскоре город скрылся за холмами. Мы остановились, лишь когда уставший Геймлпар приотстал. Спрятавшись в очередной купе низкорослых деревьев, мы не шевелились.

Должно быть, мы прошли с десяток километров «наружу». Подкрался туман, но эта влага не утолила нашей жажды. Сон не шел ни к кому.

Однако лодки так и не прилетели за нами. Корабли не приземлялись, и я понятия не имел, что случилось с людьми в деревне.

Когда сошла тень, туман поднялся. Дождя не последовало, и вскоре почва стала сухой, как старые кости. Геймлпар молча страдал от боли в суставах, вызванной ночной сыростью и холодом.

Что думает таящийся в нем дух о своем старом примитивном сосуде? Наверняка он – или она, или оно, кто знает? – мечтает о более молодом и крепком вместилище. Но морщинистое лицо старика лучилось отвагой, какой я прежде за ним не замечал.

Мы с Винневрой предложили Геймлпару помощь, но он отказался и, опираясь на палку, поднялся на ноги. Затем помахал ею, разминаясь, и двинулся вперед, далеко выбрасывая больную ногу. Мы следовали в паре шагов, позволяя старику идти с чувством достоинства. Да я и не спешил узнать, что подняло столько пыли у стены.

За сутки пути мы нашли лишь несколько сухих, грязных ягод, от которых у меня заурчало в животе. Жажду утолять могли лишь утренней росой с камней, листьев и травы. Земля была похожа на выжатую губку: ни ручьев, ни рек.

На третье утро уже и росы было чуть-чуть. Холмы стали более высокими и изрезанными, некоторые поднимались на несколько сот метров и были усыпаны камнями. Высоко вверху кружилась пыль. Мы шли между холмами, огибая растрескавшиеся валуны и колючие конусовидные деревья. Над головой плыл легкий туман, смешанный с пылью. Тут и там пролетали мелкие птахи, но для них в небе не было пищи, как и для нас на земле.

Между холмами и деревьями вихрился и свистел ветер.

Следующим утром туман принес не столько влагу, сколько пыль. Мы шли практически вслепую, но спустя час после рассвета грязный туман рассеялся, оставив рваные клочья, и Винневра, по-прежнему ведомая своими гейсами, чуть не перешагнула через осыпающийся край скалы.

Я грубо схватил ее за руку. Зашипев, она попыталась вырваться, но, увидев, куда шла, ахнула и отбежала назад. Геймлпар оперся на палку и глубоко задышал, издавая мычание, похожее на песню. Ее слов я не понимал.

То, что лежало перед нами, не напоминало ни долину, ни каньон, ни речное русло. Это был самый глубокий и уродливый ров из всех виденных мною.

Старик закончил песню и простер руку, хватая воздух скрюченными пальцами, как будто пытался выловить из него разгадку.

– Земля здесь тянется, как подсыхающая грязь, – сказал он. – Это что-то новое. Мне не нравится.

Геймлпар отошел и присел на корточки в тени крупного валуна.

Мы с Винневрой осторожно приблизились к краю обрыва, преодолев последние несколько метров на четвереньках. Грязь и камни опасно срывались под руками. Я попытался прикинуть, насколько глубок и широк ров. Ни его дна, ни нижнего края противоположной стены не было видно.

Грязный туман полз вдоль рва, словно нечистая бесполезная река.

– Хочешь, чтобы мы спустились? – спросил я Винневру. – Туда ведут твои гейсы?

Она угрюмо посмотрела на меня.

– Там, в этой пыли, определенно что-то движется, – добавил я.

– Что?

– Животные, наверное. Стадом идут, как антилопы гну.

Она тщетно попыталась выговорить словосочетание.

– Кто это?

Я описал их и рассказал, что на Эрде-Тайрине видел, как стада антилоп поднимают огромные облака пыли и пытаются преодолеть широкие реки, где многие животные тонут в воде или гибнут в зубах крокодилов. В детстве я сидел у реки и наблюдал, как на другом берегу ягуары и саблезубы терпеливо поджидают уцелевших гну, в то время как утонувшие уносятся течением, чтобы стать пищей для крокодилов и рыб. И все же копытные значительно превосходят числом хищников, поэтому немало антилоп достигают мест назначения.