И зависть.

Впрочем, завидовать могла я одна.

Просто жизнь Лебеди виделась мне в розовом цвете. Ее нежили, баловали и лелеяли, как и любую обожаемую невесту, но если чувства остывали или мужчина делался несносным, — а я начала прозревать, что со временем такими становятся все мужчины, — ведь была вольна выплыть за дверь с тем же достоинством, с каким в нее вплывала.

Лебедь была женщиной с вариантами.

Вот бы мне так!

Я закуталась в шаль и села у открытого окна, устремив невидящий взгляд в сгущающуюся тьму. Было поздно, но холод не давал мне уснуть. В голове крутилась мысль, мне хотелось поймать ее и задержать для внимательного изучения.

Несмотря на все пререкания и мольбы, я понимала, что не смогу противостоять воле родственников. Их корыстные интересы с лихвой перевешивали чувство ответственности за мою судьбу. Впрочем, они вполне могли думать, что прокладывают мне верный путь в будущее.

Просто сбежать было бы бессмысленно. У меня не было другого пристанища, кроме этого дома. Я не сомневалась, что меня быстро найдут и с позором вернут обратно, а потом сошлют в монастырь или в закрытый пансион, как часто поступали с девушками, не желавшими повиноваться. Мать часто возмущалась такой практикой, и представление подобного будущего меня удручало.

Значит, мой мятеж должен быть радикальным. Разрубить все узы. Выкинуть что-то настолько скандальное, настолько неприемлемое, чтобы тетя с дядей скорее предпочли хватать раскаленные угли, чем связываться со мной.

Я подняла глаза к небу, но за прокопченными лондонскими облаками не было видно звезд.

— Если уж меня продают и покупают, — шепнула я небу, — то я хочу получить выгоду от этой сделки. Я буду продавцом и банкиром, а не только живым товаром.

Я никогда не любила откладывать дела в долгий ящик, поэтому на следующий же день начала приводить свой план в действие.

В свете все знали, что Лебедь носит только самые красивые платья. Поскольку большинство сходилось во мнении, что их шьют в мастерской знаменитой Лементье, я знала, что смогу найти хозяйку таких нарядов, посетив ее портниху.

Лементье держала эксклюзивный магазин на улице Странд[16], обозначенный скромной вывеской, состоящей из размашистой прописной буквы «Л». Но одна эта буква привлекала больше внимания, чем военный духовой оркестр, ибо не было в Лондоне женщины, которая бы не вздыхала, проходя мимо двери этой законодательницы элитного стиля во всей Англии.

В тот день я не спеша прогуливалась перед магазином, на противоположной стороне улицы, вместе с теткиной горничной Силлой.

Меня выпустили из дому благодаря правдоподобному тону искренних и прочувствованных извинений, которые я принесла родственникам. Как только я объяснила, что разнервничалась, ибо по юности лет сочла себя недостойной такой неслыханной чести, и сердечно поблагодарила тетю с дядей за то, что они денно и нощно пекутся о моем благе, мне вернули свободу. Более того, мне позволили, хотя и в сопровождении прислуги, пройтись по Странд и присмотреться к витринам. В конце концов, пора было привыкать к дорогим нарядам, которые вскоре должны были стать частью моей новой, блистательной жизни в качестве леди Эшфорд.

Осмелюсь предположить, что тетя с дядей держали меня за сумасшедшую, но были слишком заинтересованы в собственной выгоде, чтобы усомниться в причинах, заставивших меня передумать. Они просто продолжили планировать свадьбу, которую, кстати, никто и не отменял.

Я в свою очередь ссылалась на застенчивость и девичью нервность, надеясь ни разу не встретиться с Малкольмом Эшфор.

Впрочем, это не мешало ему осыпать меня дорогими подарка. В первый день он прислал длинную бархатную накидку до самого пола, но она была такой тонкой, что отлично подходила для летнего вечера.

Я отдала ее Силле.

Тетя Берил узнала о моем поступке и заставила бедняжку Силлу вернуть подарок. Как потом накидка очутилась в угольной печи, история умалчивает.

Силла была чуть старше меня, и с помощью взятки в виде лимонного мороженого и розовой шляпки я убедила ее не рассказы о моих проделках тете Берил.

Горничная, не питавшая привязанности к моей взыскательной тетушке, с радостью приняла взятку и присела на крыльце одного из домов, чтобы съесть мороженое.

Я опасалась, что потребуются дни, а то и недели, чтобы высмотреть нашу дичь, но не прошло и часа, как перед входом в бутик остановился весьма характерный экипаж. Кому, как не Лебеди, разъезжать по городу в белой лакированной карете с эмблемой в виде грациозного золотого лебедя на дверцах? Меня поразило, что она вовсе не пытается скрываться. Лебедь была мне по душе.

Я пошла за ней прямо в магазин, как ищейка по следу. Изысканно одетый парень, который придерживал дверь, посмотрел на меня с любопытством, но я гордо подняла подбородок и шагнула в бутик, словно имела полное право там находиться. Лебедь удивленно оглянулась через плечо и демонстративно отвела от меня взгляд.

В элегантной приемной находились еще две леди. Они посмотрели на Лебедь с царственным презрением, но все-таки признали ее холодными кивками. Лебедь ответила изящным, но торопливым реверансом. Я по чистому наитию повторила ее движения, и прищуренные глаза дам обратились ко мне. Лебедь поторопилась пройти к главной витрине, оставив меня одну. Игнорируя пристальные взгляды дам, я поспешила за куртизанкой.

— Сударыня, мне нужно с вами поговорить, — прошептала я. — Дело чрезвычайно важное и неотложное.

Она повернулась ко мне боком и сделала вид, что изучает ткани. Не желая признавать поражение, я дерзнула протянуть руку и дернуть Лебедь за рукав. Когда из приемной донеслось шиканье, а потом изумленный смех элегантной парочки, я увидела, что Лебедь передернуло от досады.

Потом я заметила, как по красивым скулам куртизанки начали расползаться два одинаковых красных пятна, и поняла, что наношу ущерб ее грациозному достоинству. Я крепко сцепила руки за спиной, но не отошла от Лебеди ни на шаг.

Красивый мальчик вернулся и пригласил дам из приемной в их расфуфыренный экипаж. Проводив леди, он направился к нам. Я отпугнула его взглядом, в который вложила все свое отчаяние. При желании я могу принимать довольно устрашающий вид, хотя рост мой ниже ста семидесяти сантиметров. Глаза у парня округлились и забегали от меня к Лебеди. Я насупилась для пущей убедительности. Мальчик прищурился и посмотрел на нас уже с явным подозрением, но все же повернулся и вышел в другой зал.

Как только он ушел. Лебедь обратила ко мне горящие гневом голубые глаза. Разумеется, прекрасным гневом.

— Что это значит? — прошипела она. — Кто вы?

Для этого момента я заготовила пылкую, поэтическую речь. Но от волнения она совершенно вылетела у меня из головы.