В первом приближении можно предположить, что, говоря об «ординарных» расходах, к ним стоит отнести в первую очередь ежегодные (впрочем, если судить по отдельным актовым материалам, то и чаще – раз в полгода как минимум) выплаты государева жалованья ратным людям, закупки провианта и фуража, а также необходимой амуниции и снаряжения. При этом складывается впечатление, что по мере изменения структуры и устройства московской военной силы эта статья военных расходов росла.

Однако не секрет, что, помимо обычных повседневных трат, всегда возникают расходы, не вписанные в бюджет изначально. К таким, условно говоря, «экстраординарным» расходам мы бы отнесли в первую очередь средства, которые выделялись из казны на проведение отдельных кампаний, награды и пожалования отличившимся ратным людям, выплаты посошным людям и прочие подобные вещи. Надо полагать, что эти «экстраординарные» расходы покрывались именно за счет саккумулированных в царской и приказной казне излишков, оставшихся после «ординарных» выплат. При этом, если, зная примерную численность ратных людей (о чем будет сказано далее), представить размер «ординарных» расходов, можно (хотя, конечно, очень и очень приблизительно), то с «экстраординарными» это будет сделать сложнее. И связано это опять же с особенностями московских административных практик.

Необходимое в этом случае пояснение. Русское государство (впрочем, как и все европейские, и не только, государства позднего Средневековья – раннего Нового времени) в силу объективных причин (отсутствие необходимого опыта строительства и поддержания работоспособности соответствующего административного аппарата, в особенности той его части, что отвечала за поддержание порядка – полиции и прочих аналогичных силовых структур; неразвитость инфраструктуры; нехватка не только образованных людей, но просто грамотных; вечный и неизбывный дефицит бюджета, в особенности с началом войны – как образно выразился В. О. Ключевский, «рать вконец заедала казну»[127], и т. д. и т. п.) отнюдь не представляло собой пресловутого гоббсовского Левиафана. Нет, напротив, Москва, заинтересованная в лояльности своих подданных (а как иначе можно будет их контролировать и добиваться от них исполнения своих обязанностей?), была вынуждена идти на сотрудничество, своего рода партнерство с «землей» и в известном смысле разделение сфер компетенции.

Образно говоря, все, что относилось до внешней политики, дипломатии, войны и мира, сношений с другими государями, верховной юрисдикции и т. п., считалось по традиции «делом государевым» и относилось к компетенции самого государя и его советников в лице Боярской думы и высшей приказной бюрократии, сплоченными рядами окружавшими трон. Местное же самоуправление, «дело земское» (в том числе разверстка и взимание налогов, выполнение повинностей, поддержание порядка и наказание правонарушений, не относящихся к особо тяжким и потому подлежащих государеву суду), находилось в ведении «земли», точнее, выборных «лутчих» «земских людей», облеченных доверием «земли». Однако в случае войны с иноземным супостатом государь был вправе требовать от «земли» соответствующей подмоги деньгами, людьми и всем прочим, что необходимо для ведения боевых действий. И хотя война как продолжение политики другими средствами (а в XVI в., веке экспансии – по меткому замечанию британского историка Р. Маккенни, эта максима К. фон Клаузевица была более чем актуальна!), безусловно, относилась к «делу государеву», «земля», демонстрируя свою лояльность (и ожидая взамен ответных шагов со стороны государя), шла навстречу государеву желанию, отдавая на алтарь Отечества все необходимое. Собственно говоря, в этом и заключалась одна из первейших, если не первейшая, ее обязанность, «служба» (или, точнее, «тягло») государю. Отсюда и соответствующая формула московской приказной документации – отправляясь в поход на своих государевых ворогов ради святого дела защиты «православного хрестьянства» и православной веры, великий князь шел на «дело государево и на земское».

Но такой расклад неизбежно вел к тому, что военные расходы, в особенности экстраординарные, носили «размытый» характер, особенно если учесть, что немалая их часть носила натуральную форму (когда те же пищальники и иные ратные люди, сбираемые государевыми начальными людьми с «земли», должны были сами снаряжать себя на ратную службу – платье, провиант, фураж, доспех и пр. приобреталось на свои деньги). Более того, центральная власть широко пользовалась возможностью получения поддержки со стороны «земли», перекладывая на нее существенную часть своих расходов по ведению войны. Возьмем, к примеру, жалованные грамоты московских государей, которые они выдавали тем же монастырям, освобождая их от изнурительного «тягла» и «службы». Вот что было записано, к примеру, в жалованной грамоте Ивана IV московскому Чудову монастырю, датированной 1556 г.: «Не надобе моя царева и великого князя дань, ни ямские деньги, ни посошная служба, ни городовое, ни ямчужное дело, ни денег за посошных людеи и за городовое и за емчужное дела не дают, ни камени, ни извести, ни хлеба моего, ни лесу не возят, ни ядер каменных, ни прудов моих не делают, ни города не кроют, ни в селех моих дворов, ни ямов, ни наместничих, ни волостелиных дворов не делают, ни с подводами на ямех не стоят, ни мостов по дорогом не мостят, ни никоторых дел не делают, ни кормов к моему цареву и великого князя объезду, ни наместнича, гни волостелина корму не дают, ни коня моево не кормят, ни сен не косят, ни тукового, ни закосного не дают, ни к соцким, ни к десяцким с тяглыми людми не тянут ни в какие про-торы, ни в розметы, ни иных им никоторые пошлины не надобе…»[128]

Для сравнения можно привести цитату (просим прощения у читателей за ее размер, но это место из жалованной грамоты стоит того, чтобы привести его полностью!) из другого, более позднего аналогичного акта, который выпросили у только что выбранного царем юного Михаила Федоровича монахи Николо-Угрешского монастыря. «Монастырским людем и крестьяном не надобе моя, – жаловал своих богомольцев государь, – царя и великого князя Михаила Федоровича всея Русии, данная, и ямъская, и полоненичные, и подможные денги, и плавные казаки денег не дают, и за емчюжное, и за городовое дело, и за засечное денег не дают же, ни тамги, ни мыта, ни явки, ни перевозу, ни померу, ни посошных людей ни в которые городы не дают. И в наших селех дворцовых и в подклетных, и в конюшенных дворов наших, и конюшен, и притонов стадных, и прудов, и намесничьих и волостелиных, ни ямских, ни охотничьих дворов и на ямех с подводами не стоят, и на ями охотников не выбирают и не дают, и городов не делают, и не кроют, и рву не копают, и острогов и надолоб не ставят, и к ямчюжному делу сору и дров не дают, и ямчюги не варят, и амбаров ямчюжных не делают, и в судовую во всякую поделку не дают. И к пушечному делу на пушечной запас волоков, и колес, и саней, и канатов, и лну, и поскони, и смолы, и холстов, и всяких запасов не дают и не делают, и к зелейному и к пушечному делу уголья и никаких запасов не возят и не дают. И тюрем не ставят, и у тюрем сторожа их не стерегут, и целовалников к тюрмам и к губным делам и к ямчюжному делу, ни к тамге, ни к денежному збору, ни к секам, ни к пороховой казне, ни на кабак, ни в ценовщики, ни з дозорщики, ни в дозор, ни к замолоту, ни к сноповому, ни к пятинному, ни к опалному хлебу, ни х которым делам они не дают».