Что-то доказывать Юсуповой или уговаривать поесть не сбирался. Просто для облегчения души принёс еды, поставил на столик поднос, а дальше пусть сама решает, что нужно, а что нет.

Она упрямо молчала. Даже не знаю, что взбесило больше, что теперь она в молчанку играла, или то, что её молчание звучало особенно остро и осуждающе.

— Дело твоё, — не особо рвался в этом разбираться. Просто хотел убедиться, что она пришла в себя и до сих пор ненавидит!

— Не скучай, — с подноса взял журнал глянцевый, пока продуктов набирал, со стойки газетной прихватил. Девочки вроде любят полистать модные журнальчики. Бросил рядом с Юсуповой. Она мимолётно покосилась и вроде… скривилась.

Опять злость накатила. Не то, чтобы ждал благодарности, но, су*ка, не такого же равнодушия?!

— Телефон! — коротко бросил, проходя мимо на выход.

Девчонка даже не пыталась отнекиваться и косить под дуру. Из-под подушки достала мобильный и бросила на край постели.

— Кому ещё звонила? — забрал аппарат и быстро включил, проверяя на входящие, исходящие.

— Никому, — брякнула лениво, на меня по-прежнему не обращая внимания.

— Ещё раз без моего ведома, выпорю! — пригрозил спокойно и покинул комнату, зная наверняка, что девчонка не ответит, но запомнит и примет к сведению.

Сон не шёл, и даже коньяк не помогал. Я слушал тишину комнаты, шелест дождя на улице и перебирал варианты дальнейшего. Я даже вроде стал нащупывать связь в случившемся, находить смысл во всех бестолковых передвижениях, как из задумчивости меня выдернул приглушённый девичьи крик.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Я не сразу подскочил — замер на постели со стаканом коньяка в ожидании повторного звука. И когда он случился, ноги меня несли первее мысли и даже не сразу сообразил что к чему — просто вышиб плечом дверь в комнату сестры.

В полумраке спальни на постели различил мечущийся силуэт, аккурат когда тишину прорезал её невнятный стон. Хотел голос повысить, да девчонка была в липких лапах сна, и я первым делом среагировал на топот бегущих парней. Они уже неслись со стволами наголо.

Меня завидев, замерли.

— Отбой! — Коротким жестом отправил их прочь и вошёл в комнату.

— Эй, — ступил ближе, всё лучше и лучше видя в темноте. Девчонка не отозвалась. Я постоял маньяком рядом с постелью, на которой разметалась Юсупова, сверкая обнажённой плотью, едва прикрытой кружевом белья и, как назло, на одну сторону скомкав одеяло…

И с отвращением к себе же признал, что мне категорически не нравилось видеть девчонку в таком виде. Хрупкая нимфа, невероятным образом сводящая меня с ума. Я не пацан, да и обстоятельства не те, чтобы расползаться в желе из-за бабы, тем более дочери врага, но я реагировал на неё. Остро и однобоко. И когда она вот такая, полуголая на постели, сонная, беззащитная, открытая и в путах кошмара…

Сердце дробно пробило странный удар, не то тревоги, не то волнения за девчонку. А она тем временем опять заметалась по постели.

Себя не помня, очнулся уже на краю и голос свой чужим показался:

— Эй, что с тобой? — поймал за плечи и потряс. Юсупова холодная оказалась, в бисеринах пота. Дрожащая. Распахнула глаза, зубами отколотив:

— Здесь… они… мёртвые… — сбивчивым бредом.

Нет, я хотел дрянь проучить. Мне это было важно знать, что она неспокойна и напугана! Что продолжала меня ненавидеть! Потому что её симпатия мне по хрену! Как и её жалость! Как и её извинения.

Я хотел, чтобы боялась и ненавидела! Потому и разместил её в этой спальне сразу после морга и кладбища. Теперь, когда она знала, чья это комнате, видя лица моей сестры и дочери на фотках, я хотел, чтобы они её преследовали.

Но не думал, что она будет сходить с ума… и меня это тоже сводило с ума. Даже зло взяло! Но больше на себя и неуместной жалости к Юсуповой младшей. Пусть бы помучилась и кошмар не нарушать — ей полезно. Того глядишь — молчаливей будет. Но видимо я рядом с ней тупел и себя терял. Разнеживался как баба, потому и подался ближе. И лишь, когда над девчонкой склонился, понял, что нарушаю свои же правила…



POV Хан

— Эй, — грубовато тряхнул, потому что меня распирало от нежности к этому мелкому, тощему существу, которому не желал сострадать. — Да проснись же ты, — ещё раз с чувством, чуть в матрац не вдавив от бессилия и растерянности, как поступать в подобных случаях, и Юсупова глаза распахнула. Огромные, раскосые, блестящие от слёз. Вытаращилась на меня, словно я её главный кошмар.

А потом дикарку включила:

— Пусти! — задёргалась неистово. Крутилась, прогибалась, визжала. Психопатка! Орала и брыкалась, будто несчастная жертва под озабоченным маньяком.

И я не будь идиотом заткнул её, только перед этим распластав по постели: руки над головой зафиксировал, собой придавил, да ладонью рот припечатал.

— Заткнись, психичка! — грубо отчеканил, уже на грани убить.

Юсупова ещё немного подёргалась, а когда поняла, что я не сую в неё член, и вообще просто жду прекращения бабской истерики, замерла, жадно дыша и продолжая на меня смотреть широко открытыми глазами, в которых испуг плескался наравне с ненавистью.

— Всё? — мрачно шикнул, требуя ответа. — Успокоилась?

Девчонка кивнула, но не сразу.

— Ещё раз заголосишь, я тебе кляп воткну, поняла? — осведомился без желания хоть как-то мягче поговорить. И без того себя не в своей тарелке ощущал. И член неугомонный уж очень хотел дальше ринуться, благо я в спортивных штанах был, а так бы… хрен его знает, справился бы или нет с плотью, налитой кровью.

Юсупова опять кивнула. Я сомневался несколько секунд, а потом медленно убрал руку.

— У тебя кошмар был, — тихо, вкрадчиво, желая без лишних слов донести случившееся.

— И поэтому на меня залез? — проклацала зубами, но вызов взглядом продолжала бросать.

— Я пытался разбудить…

«Хрен хоть раз ещё такое сделаю, лучше ори и рыдай, в путах кошмара!» — но это про себя.