– Прости.

Константин Деметриос замолчал. Он часто представлял себе первую встречу с дочерью, но никогда не думал, что ему будет настолько трудно с ней. Он воображал Лиз то опытной кокеткой, охотницей за мужчинами, какой была когда-то ее мать, то заурядной американской девицей с необхватной талией, но не думал о том, что она может быть колючей и холодной. Где-то в глубине души Деметриос тешил себя надеждой на то, что, узнав о его состоянии и желании позаботиться о ней, дочь не будет слишком строго судить его…

– Проходи, пожалуйста, – произнес он. – Присаживайся. Ты, наверное, устала после долгой дороги.

Он показал рукой на мягкие кресла около стола. Лиз подошла к одному из кресел и осторожно опустилась на его край.

– Ты голодна? – спросил Константин, усаживаясь напротив дочери. – Хочешь чего-нибудь выпить?

Лиз отрицательно помотала головой.

– И все-таки я распоряжусь, чтобы принесли чай и булочки, – сказал он и позвонил в колокольчик, висящий над креслом.

О чем говорить после того, как будет сыграна роль любезного хозяина, Деметриос не знал. Он волновался не меньше Лиз, хотя многолетняя выдержка помогала ему лучше скрывать свои истинные чувства. Девушка сидела с прямой спиной на краешке кресла, готовая в любой момент вскочить и убежать. Деметриос понимал, что одно неправильное слово, и контакт с дочерью будет невозможно наладить.

Мне не нужно было видеться с ней сейчас, мелькнуло у него в голове сожаление. Я должен был вначале расспросить Александра…

После пяти минут неловкого молчания им принесли горячий чай и пышные булочки с румяной корочкой. Лиз вдруг ощутила зверский аппетит. Она накинулась на еду, забыв о манерах, чувствуя, что никогда в жизни не ела таких вкусных булочек и не пила такого бодрящего ароматного чая. Надкусив четвертую булку, Лиз наконец поняла, что ведет себя неприлично. Она положила ее обратно на тарелку, потом сообразила, что это еще хуже, чем уничтожение всего запаса булок, и покраснела. Деметриос еле заметно улыбнулся. Какое она, в сущности, еще дитя!

– Нам надо о многом поговорить с тобой, Лиз, – мягко сказал он. – И, если честно, я не знаю, с чего начать.

Девушка впервые без страха и враждебности взглянула на него. Только сейчас она осознала, что отец волнуется и переживает не меньше ее. Пожалуй, даже больше, потому что у него есть причина чувствовать себя виноватым перед ней.

Лиз села поудобнее и прислонилась к спинке кресла. Она, не скрываясь, рассматривала лицо человека, который был ее отцом. Наверное, в молодости он был очень красив, решила она про себя. И сейчас лицо Константина Деметриоса можно было назвать примечательным: густые брови над пронзительными черными глазами, орлиный нос, волевой подбородок. Смуглый, как все греки, он казался старше своих лет, но дело было не только в морщинах или седых волосах. Лиз внезапно вспомнила слова Александра о том, что отец болен, и ее сердце сжал неизвестный до сих пор страх. Страх потерять близкого человека…

– Расскажи мне о себе, – попросил Деметриос. – Как ты жила все эти годы?

– Н-нормально, – неуверенно ответила Лиз.

Разве сможет она в двух словах рассказать ему о своей жизни?

– Что тебе рассказывала Элизабет? – спросил Деметриос, прекрасно понимая затруднение дочери.

– Ничего.

– Кого же ты считала своим отцом все эти годы? – нахмурился Деметриос. Как это похоже на Элизабет! Принести ребенка в жертву мелочной обиде… Хотя разве он сам не поступил точно так же, вычеркнув крошку Пенелопу из своей жизни на многие годы?

Лиз задумалась. Ей очень не хотелось говорить ему о том, что у нее почти не было возможности поговорить с матерью по душам.

– Мне говорили, что он давно умер, – наконец призналась девушка. – А все в городе были уверены, что я незаконнорожденная.

Она упомянула об этом вскользь, но Деметриос сразу представил себе, сколько детской боли и обиды скрывалось за этими небрежными словами. Гнев закипел в его сердце. Мало того, что эта женщина оскорбила его, покинула его и забрала его ребенка, так она еще посмела быть плохой матерью!

– Мне очень жаль, Пенелопа… то есть Лиз, – вздохнул Деметриос. – Элизабет не следовало…

– Раньше надо было жалеть, – сурово перебила его Лиз.

Похоже, господин Деметриос готов во всем обвинить Элизабет, забывая о том, что виноват в не меньшей степени.

– Я был слишком жесток. – Губы Деметриоса дрогнули, и Лиз ощутила, как ее враждебность тает. – И надеюсь не на прощение, а лишь на то, что со временем ты хотя бы чуть-чуть поймешь меня… Я безумно любил твою мать. Она была так красива двадцать лет назад…

– Она и сейчас неплохо выглядит, – пробормотала Лиз. – Наверное. – Она вдруг осознала, что не видела мать около семи лет.

– Я в этом не сомневаюсь, – кивнул Деметриос. – Такие женщины всю жизнь сводят мужчин с ума. Я не стал исключением из правила и влюбился в нее с первого взгляда. Она ответила мне взаимностью. Вернее, я так думал, но позднее выяснилось, что мое состояние привлекало ее гораздо больше, чем я сам. Что ж, красивым женщинам свойственно стремиться к богатству.

Лиз насупилась. Вот и неправда. Ее, например, деньги никогда не интересовали, хотя люди и называют ее красивой.

– Мы поженились, и у нас родилась ты, – продолжал Деметриос, не сводя глаз с личика Лиз. – Не буду скрывать, что я был немного разочарован. Мне хотелось иметь наследника…

Деметриос умолк, понимая, что и так сказал слишком много. Не стоит ранить Лиз еще больше.

– Я в курсе, – вымученно улыбнулась девушка. – Александр посвятил меня в суть дела.

– Ты не должна думать, что я отверг тебя. – Деметриос посмотрел на дочь, и она, не дрогнув, встретила его взгляд. – Я знал, что у нас с Элизабет будут еще дети, и любил тебя…

Лиз закусила губу, чтобы не разрыдаться. Ничего себе любовь!

– Однако твою мать мои планы не устраивали. Она заявила мне, что слишком намучилась с тобой и больше не собирается подвергать себя таким мучениям. Она хотела развлекаться, наслаждаться своей молодостью, красотой и теми благами, которые ей сулило мое состояние… Только тогда я понял, что я сам никогда не привлекал Элизабет. Ей хотелось богатой, беспечной жизни, а не семьи и детей. Через месяц после родов она начала посещать приемы и вечеринки, устраивать банкеты, совершенно игнорируя дочь.

Лиз вздохнула. Да, это было в духе ее дорогой мамочки.

– Естественно, я был в ярости. Мы ссорились каждый день, но Элизабет не обращала на мои слова ни малейшего внимания. Она радовалась жизни, а я и Пенелопа только мешали ей…

Какое-то мучительное воспоминание пришло на ум Деметриосу, потому что черты его лица внезапно омрачились. Он тряхнул головой и заставил себя продолжать.

– До меня стали доходить слухи о том, что Элизабет ведет себя совсем не так, как полагается примерной жене… Я перестал просить. Я стал угрожать. И тогда она убежала от меня вместе со своим любовником. А чтобы ранить меня еще сильнее, она забрала с собой Пенелопу.