Тетя Энни вздохнула.

– Что ж, плохо дело, но это еще не повод его называть ненормальным. У отцов с сыновьями бывают нелады время от времени.

– Ничего себе нелады! – отозвался Мэтт. – Нелады длиной в четырнадцать лет, и чем дальше, тем хуже…

Он умолк. Он заметил, в одну секунду со мной, что с Бо что-то творится. Она вытащила изо рта палец, протянула руки, глаза стали как блюдца – точь-в-точь мультяшный персонаж, обратившийся в слух.

– Боже, что это с ней? – нахмурилась тетя Энни, а Бо крикнула: «Юк!» – развернулась, а Люк тут как тут, шагает по дорожке к дому.

– Наконец-то. – Мэтт отложил нож и вилку, отодвинулся от стола. – Пойду его убивать.

– Сиди тут, Мэтт. Только скандалов нам не хватало.

Мэтт, будто и не услышав тетю Энни, бросился к двери.

– Ну-ка сядь, Мэтью Джеймс Моррисон! Сядь и выслушай его!

– Очень надо его выслушивать!

– Сядь!

Голос у тети Энни дрожал; я глянула на нее – подбородок трясется, глаза усталые, воспаленные. Посмотрел на нее и Мэтт. Промямлил: «Простите» – и сел обратно за стол.

Вошел Люк. Замер на пороге, оглядел нас:

– Здрасте!

Бо заверещала, потянулась к нему, и Люк подхватил ее на руки. Она уткнулась ему в шею и крепко поцеловала. Люк спросил:

– Я опоздал к ужину?

У тети Энни до сих пор ходил ходуном подбородок. Она сглотнула и проговорила, не глядя на Люка:

– Кое-что осталось. Только остыло.

Люк в упор смотрел на Мэтта, а тот на него.

– Ничего, – рассеянно сказал Люк, – сойдет и холодное.

Он сел за стол, а Бо посадил на колени.

Мэтт спросил ровным, ледяным тоном:

– Где. Ты. Был?

– В городе. Виделся с мистером Левинсоном, папиным адвокатом. Надо было кое-что обсудить с ним, узнать. Если картошку больше никто не будет, я доем.

– Ты что, не мог нам сказать, куда едешь? – Голос у Мэтта был стальной, холодный, словно лезвие ножа.

– Хотел все уладить, а уж потом говорить. А что? – Люк огляделся. – Что-нибудь случилось?

Мэтт кашлянул.

Тетя Энни сказала:

– Ничего, Люк. Просто расскажи нам, и все.

– А можно я сначала поем? С утра во рту ни крошки не было.

– Нет, – вскинулся Мэтт.

– Да какая муха тебя вдруг укусила? Ладно, ладно, успокойся! Так уж и быть, расскажу, ничего тут сложного нет. В общем, ни в какой колледж я не еду. Остаюсь здесь. Мы все остаемся. Я, ребята, буду вашим опекуном. Это законно, лет мне достаточно и все такое. Деньги у нас есть, те, что на учебу отложены, – деньги от продажи дома, ясное дело, не в счет, дом-то мы не продаем. Этого мало, но я могу работу найти. Могу в ночную смену работать – когда ты, Мэтт, будешь из школы приходить, нянчить Кейт и Бо. Но, возможно, работа у меня будет в городе, так что нам будет нужна машина, часть денег уйдет на нее, но мистер Левинсон нам присмотрит подержанную, он обещал. Я ему сказал, что ты в университет хочешь, а он: надо попросить в папином банке ссуду, там нам пойдут навстречу. Без стипендии, само собой, никуда, но ты же у нас гений, тебе ее заработать плевое дело, так? Да и рано пока об этом думать. Главное, мы остаемся здесь. Так что большое спасибо за все ваши хлопоты, тетя Энни, но они нам без надобности. А всех родных поблагодарите от нас, хорошо?

Воцарилось молчание.

Бо указала на миску с яблочным пюре. «Дай!» – сказала она и причмокнула. Никто не обратил внимания.

Мэтт спросил:

– Так ты не едешь в колледж?

– Не еду.

– Остаешься здесь? Ты не будешь учителем?

– Не больно-то мне и хотелось. Это мама с папой хотели.

Люк встал, усадил на стул Бо, взял тарелку и принялся накладывать себе свинину. В голове у меня гудело, будто там поселился пчелиный рой. Тетя Энни застыла неподвижно, сцепив на коленях руки, опустив взгляд. Веки у нее до сих пор были красные.

– Дай! – выкрикивала Бо, подпрыгивая на стуле и вытягивая шею, чтобы заглянуть в миску с яблочным пюре. – Дай!

Мэтт отрезал:

– Нет уж, спасибо.

Люк уставился на него:

– Что?

– Знаю, для чего ты это затеял. Нет уж, спасибо.

– Что ты несешь?

– А каково было бы тебе на моем месте? – спросил Мэтт. Он был весь белый как простыня. – Если бы я отказался от законного места в университете, чтобы ты мог поступить, – как бы ты себя чувствовал? И как бы ты жил после этого?

Люк ответил:

– Ты тут вообще ни при чем, это все ради Бо и Кейт. А еще потому, что я сам так хочу.

– Так я тебе и поверил! Ты это затеял из-за вчерашних слов Кейт.

– Да плевать я хотел, веришь ты или нет. Вот стукнет тебе восемнадцать, можешь забрать свою долю и свалить в Тимбукту, мне все равно.

Он навалил себе в тарелку еды, подхватил Бо, пересадил на пол, а сам сел за стол и принялся есть.

– Дай! – кричала Бо. – Дай… пюре!

Люк взял со стола миску и поставил перед нею на пол.

Мэтт взмолился:

– Тетя Энни, скажите ему, что так нельзя!

Я непонимающе уставилась на него. Люк предлагает спасительный план, а Мэтт его отвергает. Как тут поверить брату? В голове не укладывается. Лишь спустя годы я поняла, как отчаянно желал он того, что предлагал Люк, – не только для себя, но и для нас с Бо – и как тяжело и больно было ему от того, что не может он принять этот дар.

Он повторил:

– Тетя Энни! Скажите ему!

Тетя Энни пристально разглядывала блюдо с мясом. Вздохнув, она сказала:

– Люк, к сожалению, Мэтт прав. Ты поступаешь благородно, очень благородно, но, боюсь, ничего не выйдет.

Люк метнул на нее взгляд, не отвлекаясь от еды. Из-под стола доносилось чавканье Бо.

– Слышали бы тебя сейчас родители – гордились бы тобой, – сказала тетя Энни. И улыбнулась Люку. Лицо у нее было бледное, застывшее, как у Мэтта. Вот что еще я поняла лишь спустя годы – как тяжело пришлось тогда тете Энни. Она хотела все устроить так, как будет лучше для нас, – ради брата, а еще, думаю, потому, что привязалась к нам вопреки всему, что ей пришлось из-за нас пережить, – а возможности были ограничены. Наверняка она понимала, что жертва Люка стала бы ответом на все вопросы, понимала она и мучения Мэтта. А главное, видела, что Люк сам по-настоящему не представляет, на что идет.

– Ты же не потянешь, Люк, в том-то все и дело. Странно, как мистер Левинсон не понимает. Ну да, конечно, ведь он мужчина.