Стоп! Нанас почувствовал, как ему, невзирая на тепло костра, вдруг сделалось зябко. Огромные следы!.. Ведь он их тоже видел сегодня! Наверняка и охотники высмотрели такие же…

Испуганно и подозрительно оглядываясь по сторонам, юноша собрал в охапку лапник и понес его под ель. Там он разложил его поудобней и улегся рядышком с Сейдом, плотно прижавшись к мягкому, теплому боку собаки и прислушиваясь к завыванию ветра.

Несмотря на страх, заснул Нанас сразу: слишком устал за этот бесконечно долгий, удивительный день. Ему ничего не снилось, спал он сладко и крепко, хотя уже под утро Сейд дважды будил его утробным, грозным ворчанием — пес наверняка почуял поблизости зверя. Нанас же, вслушавшись, оба раза ничего не услышал. Он вспомнил о лосиных следах и сказал псу:

— Прекрати рычать, дай поспать! Это сохатый, он нас не съест.

Сейд послушался, но сон хозяину он все равно уже перебил. Нанас поворочался еще немного на пахучем колком лапнике, увидел, что небо слегка посерело, и решил подниматься.

Он раздул едва тлеющие угли, побросал в кострище оставшийся сушняк, набил снегом котелок и повесил его над огнем. Для того, чтобы идти проверять силья, было еще темновато, да и хотелось сначала взбодрить себя горячим чаем.

Вылез из-под ели Сейд. Встряхнулся, зевнул и вопросительно посмотрел на хозяина: ну что, мол, где заяц?

— Погоди, рано еще, — сказал Нанас. — Рассветет чуток — и пробегусь легохонько, гляну, что там у нас за улов. Могу пока рыбки вяленой дать. Хочешь?

Пес презрительно фыркнул и отвернулся.

— Ишь ты, еще и обижается! — покачал головой Нанас. — Я вот тоже могу обидеться за то, что ты меня будил среди ночи.

Сейд неожиданно резко повернулся и вперил в него немигающий желтый взгляд. Что-то нехорошее было в этом взгляде, пес словно предупреждал его об опасности, будто говорил, что не стал бы рычать среди ночи просто так, без причины. Нанасу вдруг стало очень неуютно, и он быстро отвел глаза.

— Ну, ну!.. Ладно… Может, ты и прав. Кто знает, какое тут зверье но ночам бродит, волки точно должны водиться, а может, и шатун из берлоги вылез. Не серчай. Сейчас-то все в порядке?

Сейд чуть опустил и склонил набок круглую голову. Короткие уши его встали торчком. Превратившись на какое-то время в камень, он скоро «оттаял» и глянул успокаивающим взглядом: все хорошо, дескать, можешь пить свой чай, пока не лопнешь.

Вода в котелке и впрямь уже закипела. Нанас покрошил туда остатки трутовика, а для аромата добавил горстку вырытых из под снега жестких брусничных листочков.

Пока он пил чай, рассвело вполне достаточно, чтобы можно было идти за добычей. На то, что она будет, Нанас очень надеялся — в основном, чтобы покормить Сейда, сам-то он мог бы пожевать вяленую рыбу, а то и вовсе перетерпеть.

На всякий случай юноша взял с собой лук — если петли окажутся пустыми, можно попытаться что-то подстрелить, — и вырезанный вечером дротик — для защиты от хищников. Конечно, если и впрямь встретится на пути проснувшийся не вовремя, обозленный и голодный медведь, то дротик от него не спасет, тут уж надо удирать во всю прыть. А вот от пары-тройки волков вполне можно отбиться. Да и на душе спокойней, когда в руках оружие.

Бодро приминая снегоступами сугробы, Нанас двинулся вперед. И тут увидел, что позади бежит Сейд.

— Эй! А олени?

Пес раздраженно гавкнул. Это можно было понять и как «ничего с ними не сделается», и «я охотник, а не пастух», но все же в глубине души Нанас надеялся, что верный друг переживал за него больше, чем за оленей, и после того, что услышал ночью, не рискнул отпустить его одного.

За оленей, конечно, было тревожно, но все-таки он не стал прогонять Сейда назад. Проверить силки недолго, да и обижать друга не хотелось. К тому же, будь поблизости опасность, пес бы ее учуял… Ведь учуял бы?

Еще не дойдя до первой петли, Нанас увидел в снегу свежий отчетливый след.

Пятипалый. Почти человеческий.

Только невообразимо огромный…

Сейд зарычал, и у Нанаса перехватило дыхание, а колени опять затряслись в своем трусливом танце. Первым его желанием было бежать. Развернуться и бежать без оглядки, потом запрячь нарты и мчаться, мчаться, мчаться так далеко, как только смогут олени. Ведь не может же оставившее след чудовище бежать быстрее их? Или может? Конечно, может, если это действительно дух… Но что духу надо от них?! Хотя, если это не дух, а просто невиданный зверь, чудовище, тогда тем более непонятно, что ему от них нужно.

Почему-то Нанас был твердо уверен, что их преследует то самое существо, с которым им довелось столкнуться на болоте. Оно их догнало, но почему-то не стало нападать. Ведь это именно его учуял ночью Сейд! Казалось бы, чего проще — подойти и убить их спящих… Нет, не спящих, конечно, ведь Сейд проснулся и его разбудил, но… Все равно непонятно. Если кто-то за кем-то гонится, то, нагнав, должен схватить, убить, съесть.

Но догнать — и даже не подойти близко?..

«Погоди-ка, — подумал Нанас, но тут колени все же не выдержали и подогнулись, поэтому свою мысль он продолжил уже сидя в снегу. — А зачем ему подходить близко, если мы сами сейчас к нему в лапы придем? Ночыо он услышал рычание пса и понял, что незаметно ему не подкрасться, что мы будем готовы к нападению. Сейчас же подготовился и спокойно ждет, когда мы попадемся в расставленную им ловушку».

— Сейд, назад! — вскочил он. — Бежим назад, дальше нельзя!

Однако пес не двинулся с места. Он опустил к следу нос, скорее, для порядку, поскольку наверняка и гак уже чуял запах существа, затем поднял голову, медленно повел ею из стороны в сторону, принюхиваясь и прислушиваясь, а потом коротко гавкнул и пошел вперед вдоль оставленных чудовищем глубоких вмятин в снегу.

— Куда ты? Назад! — в отчаянье крикнул Нанас.

Сейд обернулся и снова негромко гавкнул. Это следовало понимать как «да не трусь ты, он уже ушел!», но Нанас верить другу не спешил. Не могло существо просто так взять и уйти! Для чего ему было тогда вообще их догонять?

Сейд залаял громче. Он явно хотел, чтобы Нанас пошел за ним. Значит, что-то учуял впереди. Или… кого-то. Но пес совсем не глуп, чтобы сломя голову рваться в приготовленную западню. Однако и неведомое чудовище вряд ли было неразумным.

Нанасу отчетливо вспомнилось ощущение когтистой лапы, лезущей в мозг, и жуткое оцепенение, которое им тогда овладело. Силадан внушал им, что духи всемогущи, что они могут вселяться во что угодно — в дерево, камень, животное, в человека… И, если такое происходит с человеком, он становится одержимым, не может больше владеть своими желаниями и мыслями, не может управлять своим телом. А что, если Сейд… Если в Сейда…

Нанасу стало невероятно жутко. Он начал медленно пятиться, и пятился, пока снегоступ не зацепился за торчащий из-под снега пенек. Юноша с криком повалился в снег, будучи в полной уверенности, что неведомое существо схватило его за ногу. Продолжая вопить, ой забарахтался, пытаясь перевернуться на живот, но лишь глубже зарывался в рыхлый снег.