Саня целовался с этой брюнеткой. Без всяких сопливых прелюдий типа медляка. Прямо тут – за барной стойкой. Девица почти уселась к нему на колени и засасывала его губы так, словно планировала их сожрать. Мерзкое зрелище.

Женя медленно сползла с барного стула, одернула задравшуюся юбку и пошла к выходу. Идея с этим спором изначально была хуевой.

И теперь точно таким же было Женькино настроение.

Она уже отошла от бара метров на двести, когда ее окликнул взволнованный Санин голос.

– Женя! Женя, блин!

Она продолжала идти, как будто ничего не слышала.

Буквально через минуту запыхавшийся от быстрого бега Саня оказался рядом и требовательно схватил ее за руку.

– Женька, твою мать! Что случилось-то?

– Ничего не случилось.

– Какого хрена ты ушла и ничего не сказала? Кент этот тебя обидел? Так я сейчас ему пойду вмажу, делов-то.

– Сань, никто меня не трогал, отстань. Просто я… устала и пойду домой.

– Подожди, я сейчас сбегаю, попрощаюсь, и пойдем вместе.

– Я одна дойду.

– С ума сошла? Уже темно. Куда ты одна попрешься?

– Блядь, Саня, это же не Мытищи! Это Лихтен, мать его, штейн. Тут нет преступности. Вообще. Так что возвращайся спокойно к своей бабе. Она уже тебя заждалась, наверное.

На последних словах Женькин голос, ее надежный и никогда не подводивший инструмент, предательски дрогнул, и Саня – взбешенный и ничего не понимающий – вдруг замер, как почуявшая дичь гончая.

– Жень…

– Отстань от меня, – прорычала она, пытаясь вырваться, но Саня держал крепко. Перехватил вторую руку, подтянул к себе ближе.

После короткой борьбы она наконец нашла в себе силы взглянуть ему в лицо. Саня прерывисто дышал и смотрел. Жарко, тяжело, опасно. В широко раскрытых карих глазах, против ожидания, не было ни грамма насмешки.

– Так бы сразу и сказала, – хрипло прошептал он и поцеловал Женьку.

Нет, не дружеское касание губ. И не сухой супружеский поцелуй.

С первой секунды это было что-то настолько порочное, горячее и бешеное, будто Женьку с головой окунули в темный омут, где жили те самые черти, от которых ей так долго удавалось бегать.

Саня прижимал ее к себе, одна его рука удерживала затылок, другая многообещающе тискала ягодицы под юбкой, а губы в это время творили с Женькой что-то невероятное. Его язык нагло ворвался в ее рот и теперь сладко там хозяйничал, мокро и пошло вылизывая нежную изнанку губ. Ярость, злость и тщательно скрываемая ревность моментально переплавились в острое – на грани! – возбуждение, и Женя, что-то глухо и неразборчиво простонав, ответила. Вцепилась в крепкие плечи, вжалась в Саню бедрами и прикусила его губу – слегка, просто чтобы дать понять, что не один он тут с катушек слетает. Саня почти зарычал и еще сильнее вжал ее в себя. Приласкал губы, нежно поцеловал в висок, прикусил мочку уха, дождавшись ответного стона, и провел языком влажную горячую дорожку от сладкого местечка за ухом до ключицы.

– Женька… – хрипло шептал Саня в перерывах между поцелуями. – Кошка ты ревнивая…

– Я. Не. Ревнивая, – Женька с усилием выдыхала каждое слово. Она будто разучилась говорить, и язык слушался плохо. Единственное, на что язык был сейчас готов – это слизывать вкус Сани с его разгоряченной кожи. Говорить и облизывать одновременно было безумно сложно, и язык на такое не подписывался. – Мне. Все. Равно.

Но тут рука Сани скользнула под юбку и нежно провела у Жени между ног. Вряд ли у девушки, которой все равно, могли быть такие влажные, промокшие от сильного возбуждения трусы. Да и вообще все внизу было таким неожиданно набухшим и болезненно чувствительным, что от одного легкого касания пальцев Женю моментально выгнуло, и она замычала от накатившего удовольствия.

– Хорошая моя, – шептал Саня, и его глаза в свете фонарей казались глубокими и почти черными, будто порталы в личный Женькин ад. – Что ж меня так кроет, а? Такая нежная, такая горячая…

Они расцепились, тяжело дыша и смотря в упор друг на друга.

Жене не хотелось сейчас разбираться в их однозначно запутавшихся отношениях, не хотелось ничего решать. Да у нее и сил на это не было: ни моральных, ни физических. Всему тому, что ее мучало последние дни, нашлось понятное, простое и одновременно пугающее объяснение: она хочет Саню. В том самом животном, примитивном смысле: хочет целоваться с ним до потери памяти, а потом лечь под него и скулить, словно безмозглая самка, пока он будет ее глубоко и сильно трахать. Пока он будет делать ей хорошо. А Саня умеет делать хорошо – она в этом почему-то не сомневалась.

– Жень, – тихо позвал ее Саня.

Внутри все замерло. Хоть бы сейчас не начались все эти разговоры и разборки. Они будут. Конечно, будут. Никуда от этого не деться. Но можно завтра?

Не получив ответа, Саня глубоко вздохнул, точно пытаясь успокоиться, а потом нежно провел пальцем по ее чувствительным, припухшим от поцелуев губам.

– Домой? – спросил он.

Женя кивнула, чувствуя, как от простого, почти невинного прикосновения снова жарко закипает кровь. Что, черт возьми, происходит? Они знают друг друга десять лет. Они с Саней и раньше друг друга касались: спали рядом, обнимались и целовались в щеку на прощание, но никогда от этого физического контакта не выламывало все тело в приступе мучительного, с трудом сдерживаемого возбуждения.

А может просто никогда Саня ее не касался так?

Женя приоткрыла губы и втянула в себя его палец. Смотря прямо в темнеющие, наливающиеся безумием глаза, облизала его и слегка прикусила подушечку пальца, чтобы тут же всосать его еще глубже, лаская, словно член.

Это сумасшествие. Это гребаное сумасшествие, которое ни к чему хорошему не приведет.

Саня с хрипом втянул в себя воздух, будто ему было больно, и осторожно отнял у Жени свою руку. А потом она вдруг взвизгнула, потому что тяжелая ладонь чувствительно огрела ее по заднице.

– Что делаешь?!

– Не провоцируй меня, – выдохнул он ей прямо в губы. – Пошли домой, Жень. Серьезно. Я не шучу.

Женька в растерянности застыла.

Это «Да, я тоже схожу от тебя с ума»?

Или «Нет, пора прекращать это безумие»?

Саня взял ее за руку, коротко поцеловал в ладонь и зашагал по улице, буквально таща Женьку за собой, как на буксире. Кажется, это все же больше похоже на «да».

– У нас там все строго. В смысле в пансионе, – хрипло проговорила она. – Помнишь?

– Помню, – Саня был на удивление немногословен. – Разберемся. Шагай быстрее.

Жене казалось, что до пансиона они шли очень долго, хотя на деле дорога заняла минут двадцать. А может, и того меньше. Прохладный вечерний воздух и быстрый шаг, разгоняющий кровь, сделали свое дело – голова немного прояснилась, и только тут Женька сообразила, что до этого была пьяна. Нет, не до зеленых соплей, конечно, но до вполне объяснимой потери самоконтроля, которая привела к тому, что она целовалась с Саней. С лучшим, мать его за ногу, другом, который вообще-то первым ее засосал! Причем с таким энтузиазмом, будто всю жизнь мечтал об этом. Впрочем, она тоже не возражала, если уж быть до конца честной.