– Ш-ш-ш, – прошептал Рейф в ее волосы. – Не бойтесь. Спите.

– Как... как я могу? – задыхаясь, ответила девушка. – Просто закройте глаза и расслабьтесь. Вы много трудились сегодня: вам надо поспать.

Даже закрыть глаза было для нее невозможным. Она слишком явственно ощущала его частичную и свою почти полную обнаженность. Обычно Энни всегда спала, закутавшись в просторную ночную рубашку, чувствуя успокоительные, защищающие складки вокруг ног.

– Просто для вашего сведения, – тихо сказал Рейф, его губы все еще были так близко, что от их движения шевелились ее волосы, – револьвер у меня в правой руке. Не пытайтесь отнять его у меня: я могу случайно убить вас. А ружье не заряжено: я вынул из него пули, пока вы ухаживали за лошадьми. На самом деле он этого не сделал, потому что никогда добровольно не оставался невооруженным, но Энни не могла этого знать. Бедняжка, она едва ли знала вообще что-либо о выживании в таких трудных условиях или даже в самом городе. Когда Рейф осматривал ее дом, он заметил, что в нем совсем не было оружия, если не считать оружием ее скальпели. Серебряная Гора – город, возникший на приисках, полный грубыми, жадными до денег, проспиртованными виски мужчинами, и все же у нее не было самых элементарных средств защиты. Просто чудо еще, что на нее не напали и не изнасиловали в первую же неделю ее пребывания в городе.

Так приятно и сладко было держать ее в объятиях. Машинально прижав ее к себе еще теснее, Рейф подсунул свои ноги в носках под ее голые ступни, чтобы поделиться с ней своим теплом. Девушка старалась не шевелиться, вероятно, чтобы не возбудить его еще больше; поскольку она врач, с насмешкой подумал он, она должна знать, что именно прижимается к ней сзади. Энни не могла сдержать мелкую дрожь, которая продолжала сотрясать ее, и не холод был тому причиной. Она все еще напугана, и он не знал, как ее успокоить.

– Откуда вы родом? – пробормотал Рейф, стараясь говорить тихо и спокойно. Почти каждый здесь, на Западе, приехал откуда-то из других мест.

По ее телу снова пробежала дрожь, но Энни ответила:

– Из Филадельфии.

– Никогда не бывал в Филадельфии. В Нью-Йорке и Бостоне, но никогда в Филадельфии. Как давно вы здесь?

– Я... я живу в Серебряной Горе уже восемь месяцев.

– А до этого?

– В Денвере. Я провела год в Денвере.

– Зачем, черт возьми, вы уехали из Денвера в Серебря-нУю Гору? По крайней мере, Денвер – приличный город.

– Денверу не нужны новые врачи, – ответила она. – ^ Серебряной Горе нужны. Она не собиралась вдаваться в подробности.

Хорошо. Сейчас ее голос звучал спокойнее. Рейф подавил зевок. Он осторожно отвел волосы от ее уха и придвинулся поближе, поплотнее подоткнув одеяло вокруг ее плеча.

– Неизвестно, сколько просуществует Серебряная Гора, – сказал Маккей, понижая голос до едва слышного шепота. – Такие города умирают так же быстро, как и вырастают. Когда серебро истощится, старатели снимутся с места и двинутся дальше, а с ними и все остальные.

Мысль о том, чтобы начать все сначала, была удручающей, даже если ее существование в Серебряной Горе и было лишено какой-либо роскоши или хотя бы удобства. По крайней мере, она занималась тем, чем хотела заниматься больше всего, то есть медицинской практикой. Иногда Энни приходила в такое отчаяние, что ей хотелось кричать. Она так много знала, так много умела и могла помочь гораздо больше, если бы только люди вовремя к ней обращались. Очень часто они предпочитали не иметь с ней дела, потому что она – женщина, и поэтому умирали.

Однако она решит вопрос своего будущего, когда – и если – руда в Серебряной Горе истощится. У Энни не было уверенности, что она снова когда-нибудь увидит Серебряную Гору. Вот о чем ей сейчас следовало беспокоиться, но так трудно было четко сформулировать мысли. В первый раз за весь этот долгий день она могла позволить отдых своему усталому телу. Мелкая дрожь тревоги пробежала, но быстро угасла. Энни понимала, что должна открыть глаза – когда это они закрылись? Ей было тепло, так тепло, руки и ноги стали тяжелыми и вялыми. Его жар так обволакивал Энни, будто ее завернули в кокон. Кокон... да, в кокон, состоящий из одеяла, его рук, ног, всего его тела. Она едва могла пошевелиться, но у нее все равно не хватило бы на это сил. В какое-то короткое мгновение просветления Энни осознала, что сейчас уснет, и тут же уснула.

. Рейф почувствовал, как ее тело полностью расслабилось. Он заставил ее забыть о страхе. Теперь она могла получить отдых, в котором так нуждалась, и он тоже, хотя ему очень хотелось, вопреки здравому смыслу, не спать как можно дольше, чтобы наслаждаться ощущением ее тела в своих объятиях. Женское тело – это чудо природы, которое помогает мужчине ближе всего подойти к земному раю, и прошло невероятно много времени с тех пор, как он имел роскошь прижимать к себе женщину, всю целиком, в тепле, в комфорте и в полной безопасности. Рейф обнял рукой ее талию и соскользнул в сон со странным ощущением удовлетворения.

Когда Энни проснулась на следующее утро, он уже был на ногах: ее разбудили звуки его возни у очага, где он раздувал огонь. Она вскочила, затем поспешно схватила одеяло и прикрылась им. Рейф обернулся, загадочно оглядел ее, и девушка " напряглась, сама не зная почему.

– Вы можете одеться, – наконец произнес он. – И я тоже оденусь. Сегодня я попытаюсь помочь вам с делами.

Немного помедлив, Энни, старательно придерживая одной рукой одеяло, другой потянулась к его небритой щеке. Рейф показался ей все еще слишком горячим. Она взяла его кисть и прижала свои пальцы к мощному запястью, щупая пульс, который бился немного быстрее, чем нужно.

– Нет, не сегодня, – ответила она. – Вам нужен хотя бы еще один день отдыха и лечения, прежде чем вы сможете заняться даже легкой работой.

– Я еще больше ослабею, если буду просто лежать. Категоричная интонация его голоса заставила ее ощетиниться. Энни расправила плечи и сурово посмотрела на больного.

– Зачем вы привезли меня сюда? Я врач, а не вы. Одевайтесь, если хотите, это не повредит, но...

– Мне придется поискать корм для лошадей, – перебил Рейф. – И нужно поставить несколько ловушек, если только вы не собираетесь жить на одном картофеле и бобах.

– Мы пока можем обойтись той едой, что есть, – упрямо сказала Энни.

– Мы, вероятно, сможем, а вот лошади нет. – Во время Разговора он медленно наклонился и достал свою одежду из-под одеяла, на котором они спали. Все так же осторожно он просунул ноги в брюки и натянул их на бедра.

Энни прикусила губу, но делать было нечего – придется одеваться у него на глазах. Быстро схватив юбку, после короткой отчаянной возни с одеялом она отпустила его и натянула юбку тем же самым движением, которым Рейф перед этим надевал брюки. Как только ноги ее оказались спрятанными под одеждой, Энни сразу же почувствовала себя лучше, но холодный воздух, обдувающий ее руки и плечи, резко напоминал ей о том, что она все еще одета далеко не полностью. До того как подобрать нижнюю юбку и панталоны, она надела блузку и застегнулась. Одежда ужасно помялась, но Энни была настолько рада получить ее обратно, что чуть не заплакала.