Марина посмотрела на него пристально, и Семен смутился, впервые удостоившись такого внимания. Зато вздохнул Заремба, краем глаза поймавший все эти молчаливые знаки внимания.

Один Иван ничего не понял, уверенный в своей неотразимости и в том, что Марина отдает ему предпочтение. Тоже протянул руку: – А остальным?

– Кто п-первым встал, т-того и т-тапки, – давней солдатской присказкой оградил Семена и его чувства Работяжев. Поддержал и Туманов:

– Нас послали решить проблему, но кто сказал, что кормить будут? Из ассортимента – лишь радость от нового дня.

Утро только начиналось. Что ему до людских слабостей и тонкостей отношений: не спеша, с невероятной выдержкой размывало черную пустоту, а в ней, в постепенно проявляющейся туманной бледности уже сам по себе прорисовывался лес. Хороший художник одним мазком восстановил бы порядок на холсте, а рассвет суеты не любит. Рассвет мудр, он знает, что после его воцарения мир опять помчится в своем угаре впереди паровоза… А из Москвы паровоз вышел еще вчера, и сейчас тянет за собой состав где-то в пределах Ставрополя. В силах Зарембы сделать так, чтобы он беспрепятственно, по графику дошел до места назначения. Но…

О попавших на войну людях рассуждать труднее, чем о явлениях природы. Здесь действуют другие категории. Какие-то документы в сейфе Одинокого Волка стоят дороже содержимого вагонов, которые ограбят через несколько часов. Дороже людей, сопровождающих состав и подвергающихся риску. Без бумажки ты букашка…

– А мне-то какой сон снился, – вернул внимание к себе не думающий сдаваться Волонихин. – Сплю среди чего-то воздушно-легкого, рядом скрипка играет. Запах кофе опять же. Все, думаю, в раю. Открываю глаза, вижу Работяжева и понимаю, как глубоко прокололся: не может быть Юры в раю. Значит, это я в Чечне.

– И п-правильно понял, – не обиделся сапер. – Спать б-будешь в раю.

Подергались, разминаясь и согреваясь. Заремба даже почистил зубы: разжевал маленькую веточку, посыпал ее солью и с натужным удовольствием освежил рот. Куда там «Блендомедам», «Диролам» с ксилитом и щеткам с нестандартной поворачивающейся головкой из телевизионных роликов! Заремба на войне – лучший рекламный ролик года.

Марина, к радости спецназовцев, разрешила каждому отпить по полглотка из свалившегося с неба стаканчика. Не досталось, как водится, самому Семену, но он купался в счастье из-за того, что сумел угодить девушке.

Логово разворошили, остатки пищи прикопали – не было здесь никого. Нет никого в тылах Ичкерии, пусть до поры до времени успокоятся и упиваются своей свободой. Все равно придет час, когда и хвост подожмется, и коготки обломаются. Комар слону тоже ничего не может сделать, а вот ежели сам попадет под гнев великана – ни мокрого места, ни пыли, ни воспоминаний. Вообще-то счастье всех маленьких и злющих в том, что исполины толстокожи и добры по своей сути…

– Попрыгали, – традиционно заставил подчиненных подполковник, когда все собрались и приготовились к возврату в семнадцатый квадрат.

Кое-что подтянули, перепроверили – и вот теперь в самом деле в путь. Оружие наизготовку. Охота пошла…

А птицы свиристели так, будто не существовало никаких артобстрелов, воя авианалетов, взрывов и стрельбы. Солнце незащищенно, без бронежилета, каски и маски-чулка, развалилось в поднебесье, совершенно не боясь, что в такую-то мишень самый плохонький солдат и то не промахнется, всадит пулю из любого положения точнехонько в лоб.

И лес, неженка, все никак не мог окончательно сбросить с себя дремоту. Как и Волонихин, видимо, не веря в то, что просыпается не в раю.

Заремба ткнул пальцами в разные стороны, рассредоточивая отряд на видимое расстояние. Подозвал к себе Марину, которая могла пригодиться в первую очередь со своим знанием языка. Вениамин Витальевич все же не зря хлеб свой жует: как бы то ни было, а группу подобрал не с бухты-барахты, каждый, получается, при деле.

Как и вчера, сначала учуяли дым костра, а затем стали различать и негромкие голоса часовых. Марина остановилась, вслушалась:

– Через пять минут собираются будить отряд. – Быстрее, – поторопил своих подполковник.

Позицию требовалось занять до того, как начнется хождение в лагере. Только бы артиллерия не села на любимый конек: «боги войны» подгадывали время первого утреннего намаза и начинали стрельбу-разминку. Заодно проверяя, что важнее чеченцам: летящий снаряд на земле или Аллах в небе. Как правило, выходил снаряд, потому что молитвы забывались на первых секундах свиста и боевики разбегались по норам и щелям. Им же, спецназовцам, сейчас бежать некуда. Да и не великое это счастье – попадать под собственный артобстрел. Если Вениамин Витальевич такой уж всесильный, может, догадается и сумеет предотвратить стрельбу хотя бы в семнадцатом квадрате.

Сумел. Не стреляли. И Зарембе сквозь деревья отчетливо стали видны боевики на противоположном склоне оврага. Чеченцы выбирали себе местечко около ручья, чтобы помыться перед совершением молитвы, – к Аллаху можно обращаться только чистым.

Подполковник отодвинул от края оврага Марину, ограждая ее от мужского утреннего быта, а сам принялся считать людей, угадывать их возраст, фиксировать оружие и отмечать места, откуда слышатся голоса. Хотелось подойти как можно ближе к отряду: при мелкой суете легче спрятаться.

Поэтому, когда чеченцы помолились и поползли вверх, жестом приказал оставаться всем на месте, а сам вместе с Мариной и Дождевиком вслед за последним боевиком перемахнул через речушку по узкому бревнышку, легшему затылком и пятками в песчаные подмытые берега.

А все же хорошо, что сюда хоть изредка, но постреливает артиллерия и залетают «вертушки». Берег, то ли чтобы перекрыть путь к лагерю, то ли для защиты от осколков, огородили плетнем, и именно за ним и залегли спецназовцы, спрятав лица под зелеными масками. Сколько воевал Заремба в Чечне, а получилось так, что лагерь боевиков видел в первый раз.

Пять-шесть землянок были вырыты прямо под деревьями, ходы сообщения между ними – тоже среди деревьев, что маскировало лагерь от обзора с воздуха. В самом большом котловане под масксетью стояли «уазик» и санитарная «таблетка» – машина для перевозки раненых. Около огороженного плетнем закутка, у самого мощного дуба лениво полоскался в тумане зеленый флаг. Здесь же, но с другой стороны дерева, горел костер. Над пламенем гасила искры и рассеивала дым подвешенная вверх дном металлическая лодка. Два парня орудовали у казанка, пробуя варево.

В ожидании завтрака около тридцати боевиков крутились на поляне. Убивая время, несколько человек пытались помочь молодому пареньку сделать на турнике «солнышко».

– Хлест нужно делать, – тихо подсказал Заремба. – Подмахни задницей.

Но у гимнаста уже ослабли руки, он что-то кричал помощникам, но его не отпускали и раскачивали как сосиску снова и снова. Рядом таскали штангу, сооруженную из двух насаженных на кол траков, и поднимали траковые же гантели. Подбитая российская техника снабжала боевиков спортинвентарем.