Собрались мы быстро и выдвинулись в противоположную от леса сторону в надежде обнаружить искомое четвероногое. Новичок ехал на одной лошади с Гизом. Если животное и думало нечто нелицеприятное о резком утяжелении ноши, то благоразумно оставило мнение при себе. Вот это, понимаешь, воспитание! Обленившаяся я для пущего сосредоточения тихонько бормотала под нос немудреный стишок собственного гениального сочинения: «Где лошадку нам сыскать, руны могут подсказать!»

И одновременно вызывала к жизни маленькое рунное заклинание поиска. Ничего сложного: только тейваз — для задания направления, эвайз — собственно знак лошади как таковой и науд — как обозначение нужды.

Руны откликались на зов с привычной легкостью, никаких изменений в их работе при перемене мира я не заметила. То ли перемен не было, то ли особой чувствительностью для различения их я не обладала. Не важно, как бы то ни было, а руны работали! Вот наш маленький, но гордый отряд выехал из леса на опушку, тот самый лужок — эпицентр приземления или, если плясать от названия мира, принертаранения. А с него, повинуясь мягкому притяжению заклинания, я направила Дэлькора в северо-западном направлении. Фаль, не дожидаясь раздачи ответственных поручений, яркой искоркой умчался в разведку.

Буквально через пяток минут мирного путешествия (не то что драться, даже поскандалить никто не успел!) сильф примчал обратно и отрапортовал:

— Поблизости есть дорога, широкая. Если свернуть налево, приведет в большое село, там трактир имеется! Там мясо жарят!

Н-да, самое важное — это мясо. Будто кое-кого крылатого завтраком и не кормили. Выслушав дружка, я сказала спасибо и двинулась вперед, забирая вправо.

— Ты куда, Оса? Село там! — горестно взвыл сильф, зависнув перед носом и настойчиво тыча пальцами влево.

— Я поняла, малыш, — подтвердила, убеждая приятеля в том, что глухотой не страдаю. — Только чары поиска направо ведут, и очень настойчиво, значит, цель совсем близко. Давай сначала с лошадью для Киза разберемся, а уж потом с трактиром и мясом.

Сообразив, что никто заведение общепита игнорировать не намерен, Фаль мигом утешился и умчался на разведку по направлению к предполагаемой лошадиной дислокации.

Руны не обманули. Вороной жеребец с роскошной гривой при одном белом носке на левой задней нашелся на дороге в паре сотен метров от нас. К означенной скотинке прилагалось двуногое недораз… э-э-э… дополнение. Поджарый мужчина средних лет на чем свет стоит поносил животное, хромал вокруг и пытался угомонить злобно рыка… то есть ржущего зверя.

— Эй, дяденька, почто зверика тиранишь, лучше продай! — спешиваясь и встряв в процесс назревающей экзекуции, бодро предложила я, беззастенчиво переврав цитату из любимого мультика. Говорила быстро, пока конфликт человека и животного не перешел в стадию кровопролития. А то ведь могло и не остаться лица, способного вести переговоры, или самого копытного объекта купли-продажи.

Человек, щедро информирующий коника о нелицеприятных подробностях биографии оного и «достоинствах» его родственников до седьмого колена, сделал паузу и изволил наконец заметить нашу небольшую компанию.

Утерев со лба трудовой пот, товарищ разразился прочувствованной речью:

— Тварь эту только если на колбасу продать можно. Не желает, скотина, под седлом ходить! Нет, и чего я возрадовался, когда барышник так легко уступил в цене?..

Горе-наездник, одетый на средневековый манер в нечто, почему-то жутко напоминающее своей прилизанностью костюмчик современного юриста или менеджера, оказался представителем процветающего в любом из миров отряда «болтун обыкновенный». Нельзя сказать, что я была в восторге от таких индивидуумов, но сейчас, в мире незнакомом, с радостью ухватилась за бесценного поставщика информации и мотала на несуществующий ус все, чем щедро делился с нами кор Маллоник.

«Л» в середине имени оказалось длинным и каким-то нежным. Вообще местная речь звучала занятно: раскатистые «р» и звонкие «з» частенько перемежались смягченным и протяжным «л». Я не только вслушивалась в звучание и содержание речи, заодно еще и изучала внешность обывателя. Нестарый, коротко стриженный тип был рыхловат, но узок в кости, черноволос и темноглаз, с кожей смугловатой то ли от природы, то ли от весеннего загара. Интересно, Киз и Гиз тоже темноволосые, но с рыжиной, а радужка глаз светлая, хотя оттенок кожи такой же, как у встреченного нами мужчины. Поглядим, какие тут еще индивидуумы встречаются. Надеюсь, цвет глаз и волос не являются отличительными чертами местной аристократии, а то с путешествием инкогнито могут возникнуть проблемы.

…Итак, представился трепач между делом, а из дальнейшего словоизвержения мне удалось выяснить, что «кор» — это что-то вроде уважительного обращения к мужчине, типа «мистер» или «сударь», а Маллоник — собственное имя незадачливого седока. Он (угадала! Угадала! Сто баллов за интуицию!) действительно являлся юристом или, вернее, бродячим нотариусом, носителем личного ара, и следовал в Дальний Торг с важной миссией.

Произнеся слова «личный ар», человек гордо положил руку на небольшую вещицу, кажется, стилизованный свиток с угловатыми символами на цепочке. Аксессуар из какого-то странного серого дерева болтался у него на груди и никакого отношения к единице измерения площади не имел. Омоним, стало быть! Я втихую призвала кано и насладилась созерцанием золотистого ореола вокруг деревяшки. Магический, стало быть, предмет. А почему личный? Его собственный, не арендованный и не служебный? А может, тут другое? Личный ар как-то связан узами с владельцем, чтобы никто чужой не мог воспользоваться? Досконально разбирать сеточку золотистых ниточек, пронизывающих свиток, я не стала, достаточно оказалось приглядеться чуть внимательнее, чтобы заметить, что малая часть «пряжи» с «катушки» перекинута и на Маллоника. Стало быть, пока буду считать личный ар персональным артефактом нашего нового знакомца.

Кстати, пока седок трепался, временно прекратив экзекуцию, жеребец заинтересованно прядал ушами, косился главным образом в сторону Дэлькора и бежать не пытался. Наверное, в крайнем случае рассчитывал запинать нас всех гуртом.

Бедолага-владелец закончил живописать плачевные плоды несросшихся отношений с конем очень резким движением верхней конечностью. Темперамент и жестикуляция до добра не довели. Господин юрист скривился от острой резанувшей боли и схватился за бок. То ли умудрился до нашей встречи свалиться с беспокойного коника, то ли сподобился огрести от него же, родимого, копытом.

— А конь, видать, бешеный! От Выселков спокойно шел, а теперь будто подменили! — напоследок пожаловался бедолага-нотариус.

Фаль пренебрежительно фыркнул и прокомментировал мне на ухо:

— Я бы тоже взбесился, если бы меня упокойницей опоили!

— Мм, чем? — заинтересовалась я, потребовав «продолжения банкета», то есть снабжения бесценными данными.

— Травка такая есть, сладкая, — пояснил сильф и обиженно прибавил: — Только после нее спать хочется и в голове шумит.