Если бы Ива была одна, она бы не думала. Она бы выстрелила, и будь что будет. Но под деревом сидел человек, испуганный и беззащитный, и Ива прекрасно понимала, что ее промах обречет его на смерть. Самую жуткую, какую можно вообразить. Ива помнила, что настоящий джентльмен сделал с маленькой Авророй. И не важно, кем был этот мужчина, она не имела права обрекать его на подобную участь.

– Косточки… – заскулила Угольная Девочка. – Мягкие косточки… Сла-адкие…

Урдак попятился в ее сторону.

– Боюсь, я должен раскланяться, – процедил он. – Какая жалость, что мы не успели поболтать подольше! Но у нас еще будет такая возможность, не так ли?

Ива молчала, но Урдак и не ждал ответа.

– До новой встречи, дитя воронов.

Он нахлобучил шляпу, едва заметно поклонился и метнулся в заросли орешника. Угольная Девочка последовала за ним. В одно мгновение две фигуры, одна повыше, другая пониже, растворились в лесу. И даже ветви не шелохнулись.

Ива опустила лук, и стрела выпала из ослабевших пальцев. На нее навалилась такая усталость, что она пошатнулась. И это все? Все кончилось? Таким вот нелепым образом?

Ива поежилась, как от холода, и до боли прикусила щеку. Нет, ничего еще не кончилось. Но сейчас она не могла об этом думать. Она повернулась к мужчине под деревом, который таращился на нее во все глаза.

– Они ушли, – сказала Ива, не представляя, что еще тут можно сказать. – И не вернутся. Тебе повезло.

Мужчина сглотнул воздух. У него было круглое добродушное лицо и черные с проседью волосы, под глазами темнели мешки. Выглядел он жалко, хотя и изо всех сил старался держаться. И глядя на него, Ива видела, что это хороший человек… Хороший человек, ступивший на очень скользкую дорожку.

– Это ты? – хрипло сказал мужчина.

Ива пожала плечами. Она не собиралась с ним разговаривать: все, чего ей хотелось, – это оказаться Дома рядом с Матушкой, рядом с Розой и остальными. Кажется, на кухне еще осталось немного утиного супа.

– Это ты? – повторил мужчина. – Ты вернулась? Столько лет прошло, но ты вернулась, чтобы спасти меня?

Ива очень внимательно посмотрела на незнакомца. Что-то странное мелькнуло в глубине его глаз, но она не поняла, что именно. Страх? Или надежда?

– Вернулась? – переспросила она.

Мужчина протянул к ней руку и тут же уронил ее.

– Мария? – тихо проговорил он. – Это ты? Они говорили, что ты погибла. Разбилась в автокатастрофе… Они говорили… Но ты смогла вернуться. Моя маленькая глупая сестренка, ты совсем не изменилась…

Ива покачала головой.

– Нет, – сказала она. – Ты ошибся. Меня зовут иначе, и мы никогда не встречались.

– Неужели ты не узнаешь меня, Мария? Это же я, Хайме! Ну да, постарел немного, обрюзг, растолстел… Но это же я!

– Прости. Я не та, за кого ты меня принял.

– Зачем ты… – Мужчина задрожал. – Я же сохранил все твои снимки. Вот, сейчас…

Он захлопал себя по штанам и в итоге вытащил из кармана бумажник в кожаном переплете.

– Вот смотри, это фото с того дня, когда мы ходили в парк развлечений на день рождения. Помнишь? Ты перепила газировки, и она пошла у тебя носом… Помнишь? Сколько нам тогда исполнилось? Шестнадцать, да?

Он затряс перед собой клочком бумаги – старой фотографией, как догадалась Ива, вроде тех, что хранились в комнате у профессора Сикорского. Но какое это имело отношение к ней? Никто и никогда ее не фотографировал, она не знала, что такое «парк развлечений», да и шестнадцать ей не исполнилось.

– Вот, посмотри. Это же ты, да? – прохрипел мужчина, продолжая трясти фотографией.

Ива вскинула голову и прислушалась. Голоса… Далекие, но они приближались.

– Сюда идут люди, – сказала она. – Скоро они будут здесь, они тебе помогут. А я должна уйти.

Ива попятилась, отступая маленькими шагами.

– Постой. Погоди, Мария…

Она замерла.

– Нет. Меня зовут Ива. И у меня нет другого имени.

В тот же миг она сорвалась с места и со всех ног бросилась прочь от этого мужчины. Она бежала так быстро и так долго, как только могла, забралась в самую чащу Большого Леса, туда, где всегда сумерки и ночь, а деревья задевают макушками звезды. Но убежать она так и не смогла. Куда бы ни несли ее быстрые ноги, в голове продолжало звучать: Мария, Мария, Ма…

Костер догорел. Взмахнул на прощание рыжим лоскутом пламени и погас. Остались угли, темно-алые, тускнеющие на глазах. Охотник поворошил их кривой веткой, но без цели пробудить угасший огонь – уже перевалило за полночь, и ему самому, и его крестнице пора отправляться спать. Пора… Но они продолжали сидеть у погасшего костра.

Они не разговаривали, лишь смотрели на остывающие угли, думая каждый о своем. Охотник даже немного жалел о том времени, когда крестница ежесекундно изводила его вопросами. Трещала ведь как сорока… А что это за дерево? А чьи это следы? А кто это кричит? А где, а почему, а когда… Но девочка стала старше, и вопросов стало меньше. Да и сами вопросы стали сложнее, не на каждый из них он мог ответить. Вот и сейчас… Охотник чувствовал, что один из таких вопросов повис между ними, и ждал, когда же Ива заговорит. Ждал и немного боялся. Она уже задавала ему этот вопрос, и не единожды, и знала все его ответы.

– Почему ты хочешь его убить? – спросила Ива.

Она вскинула голову и посмотрела на Охотника внимательными черными глазами. Лицо, загорелое при дневном свете, сейчас казалось бледным, как у утопленника.

Охотник едва заметно вздрогнул.

– Кого, вороненок?

– Первозверя.

Охотник глубоко вздохнул. Молчал он долго, гадая, какой же ответ устроит крестницу на этот раз. Все они не годились.

– Потому что так должно быть, – наконец сказал он. – Таков порядок вещей. Он – Зверь, а я – Охотник, и в конце остаться может только один.

– В этом лесу, – сказала Ива, – хватает и других, тех, кто действительно заслуживает смерти.

– Я знаю, – кивнул Охотник. – Но они – не моя добыча. Может быть, твоя, вороненок?

Он вытащил кисет и трубку и принялся набивать ее, уминая табак ногтем большого пальца. Он вовсе не хотел курить, но само действие его успокаивало и помогало собраться с мыслями. Ива поморщилась.

– Я его помню, – сказала она, глядя мимо Охотника в темноту леса.

– Конечно. Его невозможно забыть. А помнишь как…

– Он сказал мне «прости», – проговорила Ива. – Как будто он знал что-то такое…

Она не договорила, а лишь махнула рукой, мол, тебе не понять. Охотник понурился. Сколько раз он говорил ей, что Первозверь не умеет разговаривать? Что он дикий зверь, и не более того? Она не послушала его тогда, не послушает и сейчас. Особенно сейчас – девчонка вошла в тот возраст, когда не верят ни единому слову старших. Да и не девчонка она уже… А ведь еще вчера он баюкал на руках младенца, который смеялся и хватал его за бороду. Еще вчера он учил ее держать лук и натягивать тетиву. И когда все переменилось? Охотник тяжело вздохнул. Как же быстро бежит время и как же он стар.