– Сперва я бы попросила у него три евро, – сказала она, откусывая еще немного булки и запивая ее кофе. – А если бы дьявол отказался, наверное, взяла бы что дают.

– Я тоже, – сказал Брунетти и приступил к еде, радуясь, что судьба подарила ему коллегу-единомышленницу.

Допив кофе, он сказал Гриффони, что еще раз попробует дозвониться до профессорессы Кросеры. Клаудиа достала кошелек, положила на барную стойку денежную купюру и заказала еще кофе. Брунетти жестом поблагодарил ее и вышел на улицу.

Ощущая новый прилив сил (спасибо сахару и кофеину!), комиссар вынул из кармана телефонино и позвонил синьоре Кросере. После первого же гудка ответил женский голос, дрожащий то ли от страха, то ли от гнева:

– Это ты, Туллио?

– Профессоресса Кросера? – уточнил Брунетти.

Она настороженно спросила:

– Кто это?

– Комиссарио Гвидо Брунетти, синьора, – сказал он. – Звоню из больницы. Здесь ваш муж.

– Мой муж? – переспросила она.

– Да. – Брунетти старался говорить ровным тоном. – В отделении радиологии.

– Что случилось? – спросила она, после чего повисла пауза, во время которой женщина несколько раз глубоко вдохнула.

– Предположительно, он упал на мосту и ударился головой. Поэтому он в радиологии. Рентгеновский снимок уже сделан, и теперь врачи решают, что предпринять.

Брунетти понятия не имел, правда это или нет, но ей наверняка будет спокойнее при мысли о том, что у врачей все под контролем.

– Как он себя чувствует?

– Синьора, как я уже сказал, еще нет полной картины, – объяснил Брунетти, решив не уточнять, что именно сказали ему в приемном отделении.

– Вы говорили с ним? – спросила женщина, удивив Гвидо.

– Нет, синьора. Он еще не приходил в сознание.

Она опередила его следующую реплику:

– Я уже еду!

И повесила трубку.

Комиссар немедленно набрал номер Вианелло.

Когда инспектор ответил (его голос звучал довольно бодро), Гвидо сразу перешел к делу:

– Я в больнице. Мужа той дамы, что на прошлой неделе приходила поговорить о своем сыне (ее фамилия Кросера), сегодня ночью нашли возле моста. Он упал и ударился головой. Возможно, не без чьей-то помощи. Сейчас пострадавший в радиологии. Я буду там же, пока его не осмотрит невропатолог.

– Что требуется от меня? – поинтересовался Вианелло, больше ничего не уточняя.

– Свяжись с редакцией Il Gazzettino и La Nuova. Скажи, что у моста Форнер, возле палаццо Ка’Пезаро, нашли мужчину. Пусть попросят позвонить нам всех, кто был поблизости около полуночи и что-нибудь видел или слышал.

– Что еще?

– Когда придет синьорина Элеттра, попроси ее поискать информацию о профессорессе Кросере и ее муже. И хорошо бы узнать его имя.

– Все как обычно? – уточнил Вианелло.

– Да. Странные друзья, вообще все подозрительное. И сына проверь, Алессандро. Были ли у него проблемы с полицией?

– Сколько парню лет?

– Пятнадцать.

– Тогда это закрытая информация – он несовершеннолетний.

– Лоренцо, – произнес Брунетти тоном, каким обычно упрекают ребенка, – попроси синьорину Элеттру это сделать.

– Конечно!

Они так хорошо друг друга знали, что Брунетти легко представил выражение лица Вианелло, обдумывающего поручение. Наконец инспектор сказал:

– Жена потерпевшего говорит тебе, что ее сын наркоман, и вскоре отец мальчика поскальзывается и падает на мосту. Ты хочешь, чтобы мы раскопали все, что только можно, о нем и его жене…

– Лоренцо, ты забываешь о сыне, – мягко напомнил комиссар.

– Ну да, и о сыне.

– Если это не несчастный случай, значит, он сделал что-то такое, что закончилось плачевно. Так что мы пока наводим справки.

– Это я понимаю, Гвидо, – ответил Вианелло резко, что свидетельствовало об одном: утренний кофе он выпить еще не успел. – Нападение хулигана ты исключаешь?

По тону было ясно, что он и сам не верит в эту версию.

– Хулиган? Посреди ночи, да еще в ноябре?

– Ладно, Гвидо, я этим займусь. Увидимся в квестуре.

– Спасибо, Лоренцо.

– А ты что собираешься делать?

– Вернусь в отделение радиологии и дождусь профессорессу.

– Я понял, – сказал Вианелло и закончил разговор.

На улице между тем рассвело, и даже туман рассеялся. Неужели сегодня они увидят солнце, это яркое, дружелюбное светило, по которому все уже успели соскучиться?

Пока Брунетти беседовал с Вианелло, Гриффони ждала его на кампо. Просто стояла и смотрела на восток, и встающее из-за базилики солнце освещало ее лицо. Брунетти, истовый почитатель женской красоты, откровенно ею залюбовался. Правда, и темные круги под глазами, свидетельствующие об усталости, он тоже заметил.

– В котором часу ты легла? – поинтересовался комиссар, как будто это был самый естественный вопрос на свете.

– По-моему, в полночь, – сказала Клаудиа, отворачиваясь от источника света, и следы усталости стали незаметны.

– А в час тебе позвонили? – беспощадно уточнил Брунетти.

– Около того. Но я в порядке.

– Почему бы тебе не пойти домой на пару часиков? – И, не давая ей возможности возразить, Гвидо добавил: – Нашим тоже нужно время, чтобы собрать предварительную информацию. – Видя, что Клаудиа все еще сомневается, он произнес: – Тем более что толку от тебя, боюсь, будет немного.

– Ты хочешь сказать, в моем нынешнем состоянии?

– Ты надела коричневые туфли к черным брюкам, Клаудиа. О какой работе может идти речь?

Она посмотрела на свои ноги с таким видом, будто они пылали в огне, и проговорила:

– Oddio! Что это со мной?

– Иди домой, Клаудиа, – серьезно сказал Брунетти. – Увидимся позже!

Вернувшись в больницу, Гвидо узнал, что для пострадавшего до сих пор не нашлось места в палате и он по-прежнему лежит на каталке в коридоре. Комиссар спросил у проходившей мимо медсестры, осмотрел ли доктор этого пациента. Оказалось, что нет. Брунетти присел на стул возле каталки и положил свернутое пальто на колени. По одну сторону коридора были двери палат, по другую – окна с видом на просторный двор и второе больничное крыло с таким же коридором (здание больницы некогда принадлежало монастырю). Возле другого корпуса росло огромное пальмовое дерево, и окна частично скрывала его роскошная крона. Интересно, за ними – такая же боль, и тревоги, и страхи? В том, другом коридоре люди задают те же вопросы и пытаются убедить себя, что у кого-то в этом здании дела гораздо хуже, чем у них? Как измерить тревогу? И боль?