Не стоит обольщаться. Не стоит вкладывать в то, что ей предстоит тот смысл, которого там нет. Подобного рода глупости ни к чему хорошему не ведут. Разбитые надежды приносят только боль.

Любовь – это обман.

И ей не привыкать обманывать себя. Обманывать себя – это ее способ жить.

Мэдди еще раз взглянула на часы. Осталось восемь минут.

Мэдди положила щетку на стол, и в этот момент взгляд ее упал на брошь в форме сердца, которую подарил ей Маккензи во время церемонии.

Мэдлин взяла в руки эту брошь, чтобы лучше рассмотреть.

Вещица была выполнена безыскусно, даже грубовато. Окаймленная золотой проволокой в форме сердца, брошь была украшена полукруглыми камнями синего и зеленого цветов, выложенными в виде креста. Мэдди перевернула брошь, чтобы посмотреть, как выглядит ее обратная сторона. Простое, но надежное крепление в виде английской булавки. Мэдди рассеянно провела пальцем по проволоке. На золотой кайме палец нащупал царапины. Что это? Гравировка? Мэдди поднесла брошь к свече и увидела на правой стороне «сердца» крохотные буквы «Л.М.». Логан Маккензи? Да уж, он подготовился основательно. Точно так же исследовав левую половину «сердца», Мэдди обнаружила вторую гравировку. Поднеся брошь к свету, Мэдди была почти уверена в том, что сейчас увидит первые буквы ее имени: М.Г. – Мэдлин Грейсчерч, но увидела совсем другие буквы.

– А. Д. – прочла она вслух.

Невероятно. Очевидно, капитан Маккензи не был так уж чист перед ней. У него, судя по всему, был за плечами кое-какой любовный опыт. Не слишком удачный, с учетом того, что он подарил Мэдди брошь, предназначенную для бывшей возлюбленной.

Повеса. Сердцеед. Негодяй.

Мэдди выронила брошь из рук.

Как бы там ни было, изучение подаренного ей капитаном Маккензи ювелирного изделия пошло Мэдди на пользу: странное покалывание как рукой сняло. Брошь эта словно и была нужна для того, чтобы она начала думать головой, а не сердцем. Теперь у нее было неоспоримое доказательство того, что в этом браке не предусмотрено наличие каких бы то ни было искренних чувств. Она станет носить эту брошь постоянно, как постоянное напоминание о том, что этот брак всего лишь фарс.

Дверь негромко скрипнула.

Мэдлин нырнула под одеяло. Быстро, но недостаточно быстро для того, чтобы он не заметил ее маневр. Она подтянула одеяло к подбородку и боязливо уставилась на мужа.

Логан снял китель, расстегнул манжеты на рубашке и закатал рукава до локтей. Он пришел к ней босиком – видно, носки и ботинки снял за дверью. На нем были лишь распахнутая у ворота рубашка и килт.

– Вы готовы? – спросил он мрачно.

– Не знаю, какого ответа вы от меня ждете, – сказала Мэдди. – Но я не думаю, что когда-нибудь смогу себя к этому подготовить.

– Если вы устали, мы можем отложить до утра.

– Нет. То есть я хочу сказать, что предпочла бы покончить с этим как можно быстрее. – Затягивать не имело смысла: лишние мысли, лишние тревоги, лишние мучения. И в итоге она может окончательно струсить.

– Ну, тогда ладно.

Лизнув пальцы, Логан загасил все свечи одну за другой. Теперь комнату освещали лишь горящие в камине угольки.

Матрас прогнулся под его весом.

Мэдди вытянулась под одеялом, боясь пошевелиться. Сердце ее билось чаще, чем у пойманной в сети птички. Ее бросало то в жар, то в холод.

– Вот, – сказала она, потянувшись за склянкой, что дала ей тетя. – Тут какая-то мазь. Мне ее дала тетя. Она сказала, вы знаете, что с этим делать.

Логан взял склянку, отвернул крышку и понюхал содержимое.

– Да, я знаю, что с этим делать, – сказал он и швырнул склянку на пол. Она покатилась куда-то в угол.

– Но…

– Я не дам твоей тете загубить меня своими снадобьями, – сказал Логан. – Я слишком хорошо помню, что было с тобой после ее снотворного. Ты писала, что потом две недели ходила вся в волдырях.

Мэдди прикусила губу и плотнее завернулась в одеяло. Он помнит об этом? Даже она сама забыла о том случае. Но на самом деле Мэдди написала правду: даже после того как сошли волдыри, она еще месяц чесалась.

Логан знал о ней так много, что Мэдди было не по себе. Жутко от того, что он многое знал о ней, но совсем не знал ее. А что до нее, так она не имела ровным счетом никакого представления о том, что за человек был сейчас с ней. В создавшейся ситуации преимущество было целиком на его стороне. Он имел знания, опыт. Он был хозяином положения.

– Выпей-ка лучше это, – сказал Логан, протянув ей маленькую фляжку.

– Это лекарство?

– Горское лекарство. Добрый шотландский виски.

Мэдди осторожно поднесла фляжку к губам.

– Запрокинь голову, он сильнее обжигает, если пить мелкими глотками.

Крепко зажмурившись, Мэдди запрокинула голову и сделала большой глоток. Закашлявшись, она вернула фляжку хозяину.

– Если все делать правильно, нет нужды ни в каких кремах и смазках. – Он обхватил ее икру, прикрытую одеялом. – А я все сделаю правильно. Тебе понравится.

Мэдди судорожно сглотнула и ничего не сказала.

– Но все равно, скорее всего, будет немного больно, когда я…

– Я знаю.

– Но потом все быстро закончится, как бы мне не было стыдно в этом признаться. Так обычно бывает, когда у мужчины долго нет женщины.

Тусклый свет из камина не позволял разглядеть его лицо. Мэдди не сомневалась в том, что Маккензи хотел как лучше; он думал, что в темноте ей будет комфортнее, но она привыкла наблюдать за братьями нашими меньшими при дневном освещении. С интересом естествоиспытателя Мэдди наблюдала за тем, в каких именно местах и как соединяются их тела и что в результате получается. Возможно, если бы у нее была возможность подобным образом рассмотреть его тело, она бы не так волновалась. А сейчас сердце билось так, словно хотело выпрыгнуть из груди. Как бы там ни было, в темноте Мэдди все равно ничего не разглядит, даже если он разденется, а попросить его зажечь свечи у нее не хватит духу.

Для нее Маккензи был всего лишь тенью, жаркой тенью с низким волнующим баритоном.

– Не бойся, – сказал он, и ладонь его скользнула по ее телу сверху вниз. – Я знаю, о чем ты думаешь. Тебе любопытно, как соединяются тела мужчины и женщины и что они при этом чувствуют. Я могу все тебе показать. Я сделаю так, что тебе будет хорошо. Очень хорошо.

– Не знаю, получится ли у меня.

– Все у тебя получится. Нет ничего проще. Если бы это было трудно, человечество давно бы вымерло.

– Я думаю, вы недооцениваете мою способность создавать сложности там, где их, по мнению других людей, нет. – Мэдлин отодвинулась от него, насколько позволяло место на кровати. – Попытайтесь понять, – сказала она, – вы годами читали мои письма. Вы так много знаете обо мне, а я о вас почти ничего. Я не знаю, откуда вы родом, как вы жили… Для меня вы почти незнакомец.