— Плевать. Хотите — отдавайте.

— Дело твое. Нужен тебе подарок — иди сюда, а не нужен — ну и ладно. — И с этими словами Элнер исчезла за дверью.

Лютер сел на бордюр возле дома Уилеров и стал ломать голову: что же все-таки на уме у старухи? В тот день он к Элнер не пошел, но спустя несколько дней она увидела из окна, как он слоняется взад-вперед, поднимая ботинками пыль. Интересно, скоро ли он решится? Еще дня через три, когда Элнер вышла за газетой, во дворе ее поджидал Лютер.

— Не отдали еще никому ваш чертов подарок?

— Может, и не отдала, а что?

— Да так, интересно.

— Не отдала, но будешь грубить — не получишь. А попросишь вежливо — отдам.

Вернувшись в дом, Элнер притаилась в ожидании. Минут через десять в дверь тихонько постучали, и Элнер едва удержалась от смеха. Она бессовестно подкупила восьмилетнего мальчугана и сделала это с умыслом, но плох тот взрослый, что не может обхитрить ребенка. Да и подарок она приготовила замечательный. Пару недель назад Элнер подсунула мальчику слабительную конфету, но тотчас же раскаялась и день за днем молила Бога о прощении.

Запустив бедняге Сонни камнем в голову, Лютер едва не убил его. Элнер страшно разозлилась и мечтала отомстить, но потом ей стало стыдно и захотелось загладить вину. Она преподнесла мальчику большого бумажного змея, купленного в спортивном магазине, и они вдвоем часами запускали его в полях у нее за домом. На вопрос Мэкки, почему она выбрала змея, а не что-нибудь другое, Элнер ответила: «Видишь ли, Мэкки, парнишка вечно смотрел под ноги — пусть теперь глянет в небо!» С тех пор Лютер забегал к Элнер чуть не каждый день. До нее ни от кого не получал он подарков, ни от кого из близких не видел добра. Отец его пил не просыхая, ни на одной работе долго не задерживался и вечно попрекал мать Лютера, что если б не женился на ней беременной, то стал бы знаменитым гонщиком, как его кумир Джонсон-младший. Когда Лютеру было семь лет, мать его, устав от побоев, сбежала с первым встречным, а через полгода разбилась на машине. Стоит ли удивляться, что Лютер швырялся камнями в кого ни попадя.

И чем дальше, тем становилось хуже. Когда Лютеру было тринадцать, пьяный отец вышвырнул его из дома среди ночи. Лютер спрятался у Элнер; отец стал ломиться к ней в дверь, та погнала его прочь метлой. Наутро, сидя у Элнер за столом, Лютер в отчаянии жаловался:

— Никому я не нужен. Пойду домой, достану у отца ружье и отстрелю себе башку. К черту все, что с меня взять? Ничего у меня нет и никогда не будет.

Дав ему выговориться, Элнер сказала:

— Делай как знаешь, Лютер, только не ной, будто у тебя нет ничего, — это неправда.

— Что? Ни черта у меня нет.

— Вот ты и ошибся. У тебя есть то, чего нет ни у кого на свете.

— Папаша-ублюдок?

— Нет, дружок мой.

— А что же?

— Сейчас покажу. — Открыв ящик буфета, Элнер достала листок бумаги и штемпельную подушку. — Дай-ка руку, — велела она. И приложила большой палец Лютера к штемпельной подушке, а потом — к листку. — Взгляни: твой отпечаток пальца — один такой на свете. Другого такого никогда не было и не будет.

Лютер уставился на листок.

— И что?

— А вот что. Ты один на свете, и родился не зря. Я вот, к примеру, ни за что не стану себя убивать: мне интересно, что со мной будет дальше. И еще, — добавила Элнер, подливая Лютеру кофе, — не вздумай сегодня стреляться — сперва помоги мне достать с чердака елочные игрушки и украсить дом.

Лютер остался у Элнер на Рождество и частенько приходил к ней пожить, пока не закончил школу.

Он и школу вряд ли закончил бы, если б не Элнер, — отставал по всем предметам, кроме труда. Как-то раз Элнер спросила:

— Можно взглянуть на твои отметки?

Никому прежде не было дела до его отметок, и ради мисс Элнер ему захотелось подтянуться в учебе.

И пусть выше тройки с минусом Лютер оценок не получал, зато хотя бы перестал сбегать с занятий. На уроке труда он смастерил для мисс Элнер скворечник — не ахти, конечно, но мисс Элнер повесила его прямо перед домом, у всех на виду, и вся светилась, хвалясь подарком Лютера.

В школе Лютер был на два класса младше Линды Уоррен, внучатой племянницы Элнер. Линда — мало того что красавица с чистой кожей и белозубой улыбкой, так еще и круглая отличница, массовик-затейник, староста класса — встречалась только с парнями из футбольной команды. А Лютер — мало того что последний двоечник, так еще и с выбитым зубом, и самый прыщавый в школе (по крайней мере, так ему казалось). Согласно неписаной школьной табели о рангах, Линда и ее чистенькая, приличная компания вовсе не замечали бы Лютера, но он дружил с тетей Элнер, и Линда, встречая его в школьном коридоре, всегда улыбалась: «Привет, Лютер!» — на зависть всем его непутевым дружкам. Если с тобой здоровается в коридоре школьная знаменитость вроде Линды, в школу ходить не так противно. Лютеру даже стали назначать свидания девчонки из числа «серых мышек» — думали, что он родня Линде. Втайне он и сам стал считать себя ее родственником, а когда Дуэйн Вутен отпустил в ее адрес грязную шуточку, Лютер налетел на него с кулаками и разбил ему нос.

После школы Лютер ушел в армию, и Элнер первой увидела его в форме. Отслужив четыре года в танковых войсках и вернувшись в родной город, он сразу же отправился к Элнер, и та устроила для него праздничный завтрак. У Лютеpa не было настоящего дома, кроме дома мисс Элнер. Бог знает, что бы с ним сталось, если б не она. «Не увлекайся травой, дружок, — предостерегала его мисс Элнер. — Ты же не хочешь пойти по той же дорожке, что и твой отец? Вот и будь осторожней, обещаешь?» Лютера нужно было учить, направлять, подсказывать ему, как остаться человеком. Мисс Элнер помогала ему во всем. Она даже отвела его к доктору Уайзеру и заплатила за новый передний зуб.

* * *

На другом конце города, одновременно с Лютером Григзом, объявление по радио услышал мистер Бартон Сперри Сноу. Он ехал в Поплар-Спрингс, на встречу с одним из руководителей своей компании, чтобы обсудить, как перестроить весь округ. Услыхав имя Элнер Шимфизл, он задумался: не та ли это Элнер Шимфизл, с которой он познакомился много лет назад? Наверняка она: и город тот же, Элмвуд-Спрингс, да и много ли на свете женщин по имени Элнер Шимфизл? Такое имя сложно забыть, и сама она из тех, кого помнишь всю жизнь.

Во времена их знакомства Бартон Сноу, студент бизнес-школы, проводил опрос для электрической компании штата Миссури. Помнится, у Элнер Шимфизл, истинной деревенской жительницы, по всему двору бегали цыплята. Приняла она Бартона как дорогого гостя и в дорогу сунула кусочек кекса и кулек инжира. Но особенно запомнилось ему, что миссис Шимфизл как никто другой уважала электричество, буквально преклонялась перед ним. По ее словам, больше всего в жизни она жалела о том, что не была знакома с Томасом Эдисоном. «Страшно подумать, что мы жили в одно время, а я так и не пожала ему руку, не сказала спасибо». На кухне у нее висел портрет Эдисона из журнала, и она сокрушалась, что день его рождения не празднует вся страна. «Как же так? Он ведь весь мир осветил! — говорила она. — Если б не старина Том, сидели бы мы в темноте, без ламп, без радио, без автоматических дверей в гаражах. Я его считаю волшебником номер два на всем белом свете — после Господа Бога, разумеется, — вот как я уважаю старину Тома». И пусть не было национального праздника в его честь, миссис Шимфизл каждый год отмечала день рождения Эдисона: включала все до единого электроприборы в доме и оставляла на целый день.