От могучего удара содрогнулся весь дом. Задребезжали оконные стекла. Нож выпал из руки Поварихи и отлетел к ногам Матушки Ночи, но та на него не взглянула.

– Спи спокойно, Роза, – повторила она. – Тебе надо отдохнуть…

Едва Ива поняла, что все закончилось, она быстро подползла к Матушке и вцепилась ей в ногу. Ее трясло от страха, и она никак не могла прекратить плакать. Пусть все и завершилось, но Ива не чувствовала облегчения.

– Ну, ну, – сказала Матушка. – Все хорошо, девочка моя, теперь все хорошо…

Она подняла дрожащую от рыданий Иву и прижала к груди. Девочка уткнулась лицом в ее плечо – черное платье мигом промокло от слез. От Матушки Ночи пахло зимним лесом.

– Она… Она… – всхлипнула Ива.

Она посмотрела на огромную тушу, возвышавшуюся посреди комнаты. Грудь Поварихи мерно вздымалась, и на каждом выдохе звучал раскатистый храп. Белая кожа постепенно темнела, словно ее слой за слоем покрывали коричневым лаком. Когда Повариха проснется, она будет в добром обличье и даже не вспомнит, как хотела выпотрошить свою любимицу.

– Она… – повторила Ива.

– Она спит, – сказала Матушка и погладила Иву по макушке, взъерошив волосы. – Как же ты могла так попасться?

– Но я… Это моя комната, я не знала, что она…

– Ох, милая, – покачала головой Матушка. – Самые страшные вещи случаются там, где ты их меньше всего ждешь. И тогда, когда ты их меньше всего ждешь.

Она взяла Иву за подбородок и развернула к себе лицом.

– Ну, хватит плакать. – Рукавом она вытерла ей слезы, размазывая по щекам сажу и угольную пыль. – Надо же… И где это ты так вымазалась, золотце?

– Я, я… – Стоит ли рассказывать Матушке всю правду о своих приключениях? Вдруг Котельная не то место, куда ей можно ходить? Если Матушка Ночи рассердится, это будет пострашнее переменившейся Поварихи. А если ей запретят спускаться в подвал, как она сможет выполнить обещание навестить Уффа еще раз?

– Я пряталась на Кухне, – у Ивы вспыхнули уши. Никогда прежде она не обманывала Матушку. – За плитой. Там было очень грязно.

– Правда? – Матушка прищурилась, и у Ивы замерло сердце. Неужели она догадалась? Но затем Матушка указала на Повариху. – Надо попросить Розу навести порядок в ее королевстве. А то даже спрятаться негде!

Матушка постаралась, чтобы ее голос прозвучал весело. Но у нее плохо получалось шутить, и Ива не улыбнулась.

– Ладно, милая, пойдем умоемся. А кто-нибудь приберется в твоей комнате. Нехорошо оставлять Розу на голом полу, у нее ведь ревматизм.

Ива только кивнула в ответ.

До самой ночи Матушка не отпускала от себя Иву. Сперва девочка битый час отмокала в жестяном корыте в ванной комнате. От воды поднимался такой густой пар, что трудно было дышать. Но, как сказала Матушка, ничто так не успокаивает тело и дух, как горячая ванна. Она поливала Иву водой из кувшина и терла жесткой щеткой так, будто хотела отскоблить не просто грязь, но заодно и кожу. И без толку было спорить и возмущаться. Когда Ива наконец выбралась из ванной, распаренная и раскрасневшаяся, она чувствовала себя до противного чистой. Сверкала небось как надраенная кастрюля. Но в одном Матушка оказалась права – все ее беды, переживания и страхи отступили и уже не казались такими серьезными. Просто еще одно приключение в доме Матушки Ночи – сколько их было и сколько еще будет?

Потом накрыли общий ужин. Повариха еще не очнулась, поэтому к столу подали холодные остатки вчерашней трапезы – тушеного кролика с овощами. И пусть некоторые из жильцов (и особенно профессор Сикорский) ворчали по этому поводу, свою порцию Ива смела без остатка. А заодно выслушала нудную лекцию о том, что приличные девочки не облизывают тарелки. Про себя она решила, что лучше будет неприличной девочкой, чем пожертвует подливой.

Когда пришло время ложиться спать, Матушка долго сидела на ее кровати, рассказывала сказки и что-то напевала. Как бы она это ни прятала, было видно, что она переживает из-за случая с Поварихой и не хочет оставлять дочь одну. Пришлось притвориться спящей, чтобы Матушка ушла побыстрее. Наконец та погасила лампу и выскользнула из комнаты, прикрыв за собой дверь.

Лежа с закрытыми глазами, Ива сосчитала до ста – на тот случай, если Матушка вздумает вернуться, чтобы проверить, все ли в порядке. Но обошлось.

Стараясь двигаться как можно тише, Ива села на кровати. Ни одна пружина не скрипнула. Комната тонула в мягком сумраке. Зимняя луна заглядывала в окно бледным глазом – бегущие облака то и дело прятали ее, как моргающее веко. От окна по противоположной стене расползлось серое пятно.

Ива перегнулась через край, заглянула под кровать и облегченно выдохнула. Камень никуда не делся, никто его не тронул и не заметил. Даже в полумраке комнаты его было отлично видно: он был чернее черного, сгусток застывшей темноты. Пусть Сикорский и говорил, что нельзя увидеть черную кошку в темной комнате, Ива убедилась, что это вовсе не так.

Она подняла уголь и от неожиданности чуть не выронила: такой он был холодный. Гораздо холоднее, чем в Котельной. Ива положила его на край одеяла. Теперь все нужно делать так, как учил ее Уфф: смотреть и ждать. Ива глубоко вдохнула и уставилась на камень, стараясь ни о чем не думать.

Время тянулось так медленно, что, казалось, прошла целая вечность, прежде чем в темной глубине замигала белая точка. Ива затаила дыхание. Ну же! Совка Авроры – наверняка это будет она! Профессор Сикорский от радости из кресла выпрыгнет! Точка приближалась медленно, описывая внутри куска угля странные круги. Вот сейчас, еще чуть-чуть…

Камень раскололся с оглушительным треском, будто кто-то сломал пополам вязанку сухого хвороста. В лицо ударила волна сухого жара, и тут же девочка поняла, что это вовсе не жар, а, наоборот, ледяной холод. В кожу словно вонзился миллион крошечных иголок. Ива отпрянула и стукнулась затылком об изголовье кровати. В то же мгновение на нее навалилось что-то тяжелое и мягкое, а в нос ударил гнилостный запах. Так пахнет застоявшаяся вода, в которой разлагается сдохшая рыба. От мерзкой вони желудок Ивы сжался, и ее чуть не вывернуло наизнанку. Она задергалась, пытаясь освободиться, и в конце концов ей это удалось.

Дрожа от ужаса, она уставилась на существо, явившееся из камня. Это оказалась вовсе не бабочка. На кровати на корточках сидела девочка, примерно ее возраста. Впрочем, Ива не стала бы ручаться, что она была человеком.

Девочка была очень худой, с руками как палки и вытянутым бледным лицом. Одежду она не носила. Ключицы и ребра выпирали так сильно, что казалось, еще немного, и они прорвут тонкую кожу. Она вся блестела от влаги или от слизи, темные волосы и те были влажными. Узкие глаза смотрели прямо на Иву, но взгляд был пустой.

– Ты кто? – прохрипела Ива.

Угольная девочка мотнула головой.

– Косточки… – зашипела она. – Белые косточки… Сладкие…