Тебя спрашивают: «Вы когда-нибудь предавали родину?» Нужно ответить «нет», но если ты покривишь душой, детектор немедленно поймает тебя на лжи. Поэтому ты спрашиваешь себя: «Поручил бы ты приватизацию собственной квартиры Анатолию Чубайсу?» Или: «Доверил бы ты распоряжаться своими вкладами какому-нибудь Герману Грефу?»

Твердое «нет» засчитывается машиной как правдивый ответ. Если же следует ответить утвердительно, задавай себе другой вопрос: «Прав ли был Жеглов, когда говорил, что вор должен сидеть в тюрьме?»

Да, тысячу раз да.

В арсенале разведчиков имелись и другие приемы, о чем Бондарю было известно не понаслышке. Человек, владеющий собой, может справиться с любой машиной. Это все равно что всадить в центр «яблочка» девять пуль из десяти. Трудно? Проще простого. При наличии многолетней практики.

15

Через несколько минут Ольга Даниловна куда-то позвонила и сухо попрощалась с заскучавшим Бондарем. Все тот же приторно-вежливый человек встретил его за дверью, предложив следовать за ним.

Прямой светлый коридор привел их в просторную приемную с двумя камерами видеослежения под потолком. Сопровождающий удалился, оставив Бондаря наедине с по-иностранному сияющей секретаршей в мини-юбке. Она поспешила открыть дверь кабинета и, благоухая дивной парфюмерией, отступила в сторону:

– Пли-из.

– Сэнк ю вэри мач, – ответил Бондарь, пародируя произношение отпетого двоечника.

Переступив порог, он очутился в квадратном помещении, устланном пушистым ковром, скрадывающим шаги. На кремовых стенах висели гравюры и фотографии в элегантных рамках. В центре стоял стол с парой глубоких кресел по бокам. Третье кресло занимал моложавый мужчина с благородными сединами телепроповедника или дирижера филармонии. Все его движения были преисполнены женственной грации. Когда он поднялся, чтобы манерно протянуть визитеру руку, Бондарь пожал ее с таким чувством, словно обстоятельства вынудили его поздороваться с гомосексуалистом. После этой процедуры он сунул ладонь в карман и незаметно вытер ее об подкладку куртки.

– Прошу садиться, – улыбнулся Барри Кайт, на мгновение уподобившись рекламному ковбою. – Сигарету? Правда, я предпочитаю старые добрые «Мальборо», а не ваши любимые «Монте-Карло».

– А я наоборот, – ответил Бондарь, отвергнув жестом предложенную пачку.

Он никак не отреагировал на осведомленность собеседника, однако взял эту показушную осведомленность на заметку. Сигарета, которую он закурил, усевшись в кресло, доставила ему меньше удовольствия, чем обычно. Весь из себя аристократичный Кайт, забросивший ногу за ногу, не внушал Бондарю ни доверия, ни просто уважения. Держась подчеркнуто прямо, он с нажимом произнес:

– Вы знаете, зачем я здесь.

– Еще бы мне не знать, – усмехнулся американец, русское произношение которого было не просто отличным, а безупречным. – Как я должен к вам обращаться? Товарищ капитан? Евгений Николаевич?

– Товарищ – это уж слишком, – рассудил Бондарь. – Давайте лучше по имени-отчеству.

– Отлично, – обрадовался американец, как будто ему предложили ознакомиться с секретными документами Федеральной службы безопасности. – Тогда можете называть меня Борисом Натановичем. Я русский по происхождению, хотя родился в Индианополисе.

Бондарь слегка нахмурился:

– Русский?

– Мой отец носил фамилию Коршунов, – заверил его Кайт.

– Эмигрант?

– Военнопленный. В сорок пятом судьба занесла его в Америку, там он и остался доживать свой век.

– Очень удобно, – заметил Бондарь, упрямо не желая расцветать в ответ на доброжелательную улыбку собеседника. – В мирное время ваш отец даже мечтать не мог о такой удаче. Подфартило ему. Не зря говорят: кому – война, а кому – мать родна.

Кайт, продолжавший скалить зубы, почувствовал, что ему трудно растягивать губы в привычной улыбчивой гримасе. Будь его воля, беседа с русским продолжилась бы в холодной камере для интенсивной обработки, где имелось все, чтобы укоротить чересчур длинный язык обнаглевшего капитана. Там, в ярком свете галогенных ламп, распластанный на специальном металлическом столе, он вряд ли позволил бы себе подобные высказывания.

В свою очередь, Бондарь тоже едва сдерживался, чтобы не нагрубить американцу, сидящему напротив. Чересчур много таких вот «мистеров кайтов» развелось по всему миру, в особенности там, где еще недавно простиралась территория СССР. «Кайт» в переводе с английского означало «коршун», но, по мнению Бондаря, этот тип был скорее стервятником. Ни его безукоризненный костюм, ни подобранный в тон галстук, ни седая шевелюра не скрывали сущности резидента ЦРУ. Он являлся пожирателем падали, терпеливо дожидающимся, пока жертва окажется неспособной к сопротивлению. Так и хотелось сказать ему: «на-ка, выкуси», сопроводив это соответствующим жестом. Но Бондарь лишь тщательно затушил окурок в керамической пепельнице и предложил:

– Давайте отложим обсуждение вашей родословной до лучших времен, Борис Натанович. Я прибыл сюда совсем для другого. Перейдем к делу?

Улыбка Кайта сделалась насмешливой.

– Нет, – произнес он, с удовольствием выговаривая каждое слово, – это невозможно.

– У вас изменились планы? – выгнул бровь Бондарь.

– Можно сказать и так.

– А если поточнее?

– А если поточнее, – заявил Кайт, – то вы напрасно приехали, Евгений Николаевич. Господин Гванидзе не может больше представлять интереса ни для вас, ни для нас.

– Почему?

– Потому что вчера в полдень его похоронили. Три дня назад он был убит.

16

Пауза получилась, что называется, драматическая.

– Как? – вырвалось у Бондаря.

– Насколько мне известно, из двух автоматов Калашникова, – безмятежно пояснил Кайт, сделавший вид, что не понял смысла вопроса. – Гванидзе расстреляли на пороге его собственного дома. Вероятно, бывшие сообщники, если он действительно был причастен к террористической деятельности.

– У нас есть неопровержимые доказательства его причастности!

– Кстати, о доказательствах. – Кайт сменил позу, чтобы, перегнувшись через стол, протянуть руку с ухоженными ногтями. – Материалы можете передать мне. Вас ведь для этого прислали?

– Погодите, – сказал Бондарь, собираясь с мыслями. – Новость слишком неожиданная. Я хотел бы убедиться, что Гванидзе действительно мертв.

– Нет ничего проще…

На стол легла тощая газетенка, которую американец предупредительно раскрыл на середине, черкнув ногтем по заголовку «В последний путь».

– Это единственная газета, которая выходит в Тбилиси на русском языке, – пояснил он. – Если вам этого недостаточно, можете изучить остальную прессу. Аналогичные сообщения появились во всех изданиях.