— Наверно, она умерла и уже никогда не ответит, — сказал Улле.

Но тут из плаща раздался смех, и перед нами появилась живая Бритта в папиных сапогах.

Бритта предложила нам играть в «Кота в сапогах», ей, конечно, хотелось быть котом, но Анна сказала, что лучше пойти к дедушке и угостить его гоголем-моголем. Мы взяли стаканы, яйца и сахарный песок и побежали к дедушке. Он, как всегда, сидел в качалке перед печкой и очень нам обрадовался. Мы уселись на полу и стали взбивать гоголь-моголь.

Лавка, где мы покупаем сахар, кофе и вообще всё, что нужно, находится в Большой деревне, рядом со школой. Мама часто просит меня зайти в лавку после уроков. Но однажды она попросила меня сходить за покупками во время весенних каникул.

День был солнечный, и я была не прочь прогуляться в Большую деревню. Я спросила у мамы:

— А что нужно купить?

Мама хотела составить список, но мы не нашли карандаша, и я сказала:

— Подумаешь, я могу и так всё запомнить!

И мама начала перечислять, что я должна купить: палочку дрожжей, кусок самой лучшей телячьей колбасы, пакетик имбиря, банку анчоусов, сто граммов сладкого миндаля и бутылку уксуса.

— Дрожжи, колбаса, имбирь, анчоусы, миндаль и уксус — всё, я запомнила! — сказала я маме.

В это время к нам прибежала Анна и спросила, не пойду ли я вместе с ней в лавку.

— Ха-ха-ха! А я как раз собиралась позвать тебя! — сказала я.

На Анне была новая красная шапка с кисточкой, а в руке — корзинка. Я тоже надела новую зелёную шапку с кисточкой и взяла в руки корзинку.

Анна должна была купить кусок мыла, пачку хрустящих хлебцев, полкилограмма кофе, килограмм рафинада, два метра резины для продёржки и кусок самой лучшей телячьей колбасы, так же, как я. Списка у Анны тоже не было.

Перед уходом мы поднялись к дедушке узнать, не нужно ли и ему чего-нибудь в лавке. Дедушка попросил нас купить ему леденцов и баночку камфарной мази.

Когда мы вышли за калитку, на крыльцо выбежала тётя Лизи, мама Улле.

— Вы в лавку? — крикнула она нам.

— Да! — ответили мы.

— Мне тоже кое-что надо, — сказал она.

— Пожалуйста, мы всё купим! — сказали мы.

Тётя Лизи попросила купить ей катушку белых ниток № 40 и ванильного сахара.

— И ещё что-то мне было нужно, только никак не вспомню, — сказала она, наморщив лоб.

— Наверно, кусок самой лучшей телячьей колбасы, — сказала я.

— Верно! — обрадовалась тётя Лизи. — А как ты догадалась?

И мы с Анной отправились в лавку.

Всё-таки мы боялись чего-нибудь забыть и потому по нескольку раз перечислили друг другу всё, что нас просили купить. Мы шли, взявшись за руки, и размахивали корзинками. Сверкало солнце, сладко, по-весеннему, пахли деревья. «И телячьей колбасы, самой, самой лучшей!» — пели мы во всё горло. Так у нас получилась песня про колбасу. Мы пели её на разные лады, даже на мотив марша. А под конец мы придумали такую печальную мелодию, что чуть сами не заплакали.

— Какая грустная колбаса! — сказала Анна. — Хорошо, что мы уже пришли.

В лавке было очень много народу, и нам пришлось бы долго стоять в очереди, если б нас не выручил дядя Эмиль, наш лавочник. Ведь взрослые считают, что детям спешить некуда, и норовят пролезть вперёд. Но дядя Эмиль нас хорошо знает, и ему было интересно, как поживают все обитатели Бюллербю, сколько яиц мы съели на пасху и скоро ли мы с Анной выйдем замуж.

— Ещё не скоро, — сказали мы.

— А что уважаемые барышни желают купить?

Он всегда шутит с нами и очень нам нравится. У него маленькие рыжие усики и карандаш за ухом. И он всегда угощает нас леденцами из большой банки.

Сперва Анна перечисляла всё, что просили купить её мама и дедушка, а дядя Эмиль складывал покупки в корзину. Потом настал мой черёд, и я сказала дяде Эмилю всё, что было нужно моей маме и тёте Лизи. Нам казалось, что мы ничего не забыли. На прощание дядя Эмиль угостил нас кислыми леденцами, и мы зашагали домой.

Когда мы дошли до развилки, где дорога сворачивает на Бюллербю, я спросила:

— Ты не помнишь, я купила дрожжи или нет?

Но Анна не помнила, купила ли я дрожжи, и мы стали ощупывать все пакеты в моей корзине. Дрожжей там не оказалось. Пришлось вернуться в лавку. Дядя Эмиль засмеялся, отпустил мне дрожжи и снова угостил нас кислыми леденцами. И мы ушли.

Когда мы подошли к развилке, Анна воскликнула:

— А камфарная мазь для дедушки!

Мы опять вернулись в лавку. Дядя Эмиль посмеялся над нами, дал нам камфарную мазь и снова угостил нас кислыми леденцами.

Когда мы в третий раз подошли к развилке, у Анны вдруг сделалось такое лицо, что мне стало её жалко.

— Лизи, — прошептала она, — а рафинад?

Мы перещупали все пакеты в наших корзинах, но рафинада там не было.

Дядя Эмиль чуть не упал за прилавок, когда увидел нас. Он дал нам рафинаду и кислых леденцов.

— До свидания, — сказала Анна. — Больше мы уже не придём!

Когда вдали показалась развилка, я сказала Анне:

— Давай пробежим мимо этого места, иначе мы опять что-нибудь вспомним.

И мы пробежали мимо развилки.

— Это ты хорошо придумала, — сказала Анна.

Наконец-то мы были уже недалеко от дома. Мы шли, взявшись за руки, и размахивали корзинами. Но не очень сильно, чтобы ничего не потерять. Сверкало солнце. В лесу пахло по-весеннему сладко.

— Давай споём про колбасу, — предложила Анна.

Нам так нравилась эта песня, что Анна решила обязательно спеть её в школе. Мы распевали во всё горло, поднимаясь к Бюллербю: «И телячьей колбасы, самой, самой вкусной!»

Вдруг Анна остановилась.

— Лизи! — с ужасом закричала она. — Мы забыли купить колбасу!

Мы опустились на обочину и долго-долго молчали. Наконец Анна сказала:

— Не понимаю, зачем люди придумали колбасу? Неужели нельзя есть вместо колбасы картошку?

— Зря мы пробежали мимо развилки, — вздохнула я.

Пришлось нам повернуть обратно. Больше мы не пели. Мы шли, и шли, и шли. Анна сказала, что песня про колбасу, пожалуй, не подходит для школы.

— Да, — согласилась я, — глупая песня. Она вообще никуда не годится.

Когда дядя Эмиль увидел нас, он схватился за голову и побежал за новой банкой леденцов. Но мы от них отказались, мы больше даже смотреть на них не могли.