– Вы опрашивали свидетелей?

– Да. Беседовал с той дамой и с двумя дворниками. Уборщицу лестниц я не застал. Иных же свидетелей пока нет. Но, к сожалению, ничего сверх сказанного вам не узнал.

– Тогда, быть может, вам известно об орудиях убийства?

– Ничего, кроме того, что это в обоих случаях были ножи. Ну, или другие колющие или режущие орудия. Обе смерти наступили от ножевых ран и последующей кровопотери. Что это за орудия, были они оставлены на месте преступления, имеются ли на них отпечатки пальцев и чьи, если имеются – все это замалчивается под предлогом тайны следствия. Михаил, правда, говорил…

– Я знаю. Мне он тоже говорил про масонский кинжал. И я уверена, что именно им и убита его тетя.

– Не понял вашей уверенности.

– Это единственное, что может объяснить участие в деле жандармского корпуса. То есть не сам кинжал, а то, что Пискарев имел отношение к масонам или иному нелегальному тайному обществу. И то, что оба убийства пытаются объединить в одно преступление.

– А вы полагаете, что они не связаны?

– Полагаю. Иначе выйдет, что Михаил говорит неправду. Но тогда ему незачем было просить меня о помощи.

– Я и сам уверен, что нам с вами он рассказал только правду. И если на меня, будь все же иначе, он мог бы полагаться как на адвоката, то от вас ему может быть нужен лишь настоящий преступник. Или преступники. Но тем не менее я до конца не вижу логики в вашем утверждении, что преступления не связаны. Существует ведь и такой вариант, что преступник пожелал подставить Михаила и сделал все так, чтобы обвинение пало на него.

– Караулил всю ночь, пока тот уйдет от Пискарева, убил того и сумел обогнать его и убить тетю?

– Не передергивайте, сударыня! – строго заметил адвокат. – Убийства происходили в обратном порядке.

– Тогда еще хуже получается! – заявила я уверенно. – Преступник должен был знать, что Михаил находится у Пискарева и что он уйдет от него в определенное время, о чем он и сам не знал. Он же мог, к примеру, остаться ночевать. Если задачу выследить некая таинственная организация могла решить, то вычислить поступки Михаила было весьма трудно.

– Положим, что они следили. Положим, что после убийства тети они решили просто явиться к Пискареву, оглушить Михаила, инсценировав его драку с приятелем, а его друга убить! Но Михаил вовремя ушел, и получилось даже лучше для них.

– Вы так сильно верите во всемогущество масонов?

– Кхм… то, что я о них слышал, позволяет говорить не о всемогуществе, конечно, но о могуществе.

– Хорошо. Просчитайте все еще раз. И если сойдется, то мы с вами на самом деле имеем дело с могущественной и очень умелой организацией.

– Договорились, просчитаю.

Я собралась уходить, Осип Иванович помог мне одеться и, уже открывая дверь, не удержался от вопроса:

– Михаил мне рассказал о ваших подвигах в Томске. Это правда?

– Что?

– Что вы сумели раскрыть два очень серьезных и, можно сказать, таинственных преступления? Или газеты сильно преувеличивали ваши заслуги?

– Честно сказать, нам, то есть мне и моему приятелю, очень и очень повезло. События сами нам помогали двигаться в нужном направлении, нужно было их лишь правильно оценить, сообразить, что они означают. Ну и поискать подтверждения своим выводам.

– То, что вы соображаете прекрасно, я уже убедился. Но позвольте спросить еще об одном? – Осип Иванович чуть закусил губы, пряча улыбку.

– Спрашивайте.

– Михаил говорил, что вы в ходе судебного разбирательства сломали адвокату палец?

– Дался всем этот палец! – недовольно фыркнула я. – Да и не ломала я адвокату никакого пальца, только вывихнула. В ходе следственного эксперимента, на который он сам и напросился!

– Только одно и успокаивает, – засмеялся Осип Иванович, – мы с вами в этом деле вряд ли окажемся по разные стороны. Пойдемте, я вас провожу к выходу.

Но проводить меня адвокату удалось лишь до приемной.

– Осип Иванович, к вам посетитель, – доложил секретарь. – Минут десять как дожидается.

Как ни убежденно я говорила, но до конца отвергнуть доводы адвоката, те, что касались вмешательства могущественной силы в виде масонского или какого иного тайного ордена, тоже не сумела. И размышляла о них всю дорогу домой, где неожиданно застала Степана, распивающего чаи с маменькой. Похоже, он сумел произвести на нее хорошее впечатление:

– Вот, Даша, твой помощник, как он мне сам представился, не желает мне ничего рассказывать.

– Правильно делает! – рассмеялась я. – Имеем мы право на свои секреты?

– Имеете, – рассмеялась в ответ маменька. – Ступайте в твою комнату, чтобы я не сумела их подслушать.

– Степан, я, признаться, не ждала вас раньше, чем завтра. Вы узнали что-то важное или полагаете, что узнали все, что способны были разузнать?

– И так и этак сказать можно, – не слишком понятно для меня ответил реалист.

– Тогда рассказывайте.

– А с чего начать?

– Можно с самого важного. Можно в том порядке, как мы вчера в нашем плане писали. Можно рассказывать, как вы, Степан, действовали, с чего начали.

– Нет чтобы одно сказать, – вздохнул Степан. – Вот! – Он достал из кармана несколько аккуратно сложенных листов, два из них развернул и пододвинул мне.

– Планы квартир? – спросила я.

– Планы, – как бы нехотя ответил Степан, судя по всему, чрезвычайно собой довольный.

– А что же не подписано, где какая? – вместо похвалы придралась я.

– Не подумал. Вот тут квартира Михаила, а это та, где Пискарев проживал.

– А туда вы как попасть сумели? К Пискареву то есть?

– А я и не попал.

– Ну хорошо, рассказывайте.

– Я после уроков пошел сюда, – он ткнул в план квартиры Пискарева. – Так ближе получалось. У них во дворе мальчишки в пристенок играли[31], я к ним напросился. Пришлось чуток проиграться, чтобы им понравиться.

– Вы, видно, неплохо играете, раз пришлось специально проигрывать?

– Играю, – неопределенно ответил Степан. – Ну, они мне много чего про убийство порассказали. Один даже тело видел.

– Поподробнее про это. – Я сама не заметила, что произнесла эти слова с интонацией следователя, ведущего допрос свидетеля.