Маша. Она всегда была для меня живым, ходячим укором, моей увешанной дешевыми бусами и янтарными серьгами совестью. Безмужняя, бездетная, надежно спрятавшая свой разжиревший на казенных харчах эгоизм в карман воспитательского халата, она жила, питаясь такими вот печальными историями, чужой виной, чувствуя себя на их фоне просто святой! И я всю жизнь испытывала к ней двоякое чувство – благодарности и вины. Когда-то давно, тысячу лет тому назад, мы были соседями, покуривали вместе на чердаке дешевые сигаретки и даже были влюблены в одного и того же мальчишку… Я жила с бабкой, которая вскоре умерла, Машка – с матерью, самой лучшей женщиной, какую я когда-либо знала.

Так случилось, что жизнь закинула меня в Москву, прямо в объятия Паоло. Это были незабываемые дни, итальянские ночи, новые московские друзья, вино, музыка… Когда Паоло бросил меня, я, беременная, вернулась домой, рассказала обо всем Машке, та, в свою очередь, матери, и потом всю свою почти детскую беременность я прожила в их доме, за городом. Машина мама заботилась обо мне, ухаживала за мной во время жутчайшего токсикоза и готовила мне макароны по рецепту Паоло, с маслинами и сыром, которые я ела, захлебываясь слезами. Она согласилась даже называть меня Евой, как звал меня Паоло, и Машке приказала, чтобы та тоже звала меня Евой и вообще отнеслась с пониманием, они обе боялись, что я, беременная девчонка, сойду с ума от тоски по своему итальянцу… Она же, Машина мать, акушерка, помогала принимать у меня роды, и это с ее помощью Машке даже после ее смерти (она трагически погибла под колесами троллейбуса – нелепейшая смерть!) удавалось отслеживать невеселое путешествие моей дочери из роддома в детский дом и дальше, дальше – по казенным кроватям…

Да, у меня было много возможностей объявиться и вернуть себе дочь, но я сама не была готова к этому: впереди меня ждал Стамбул…

Миша позвонил в тот же вечер. Я так удивилась, когда услышала трель своего нового, девственного телефона, что не сразу сообразила, на какую кнопку следует нажать, чтобы услышать голос звонившего мне человека. Хотя часа полтора перед этим я честно пыталась разобраться в этой забавной игрушке и даже с удовольствием выслушала весь список предлагаемых мелодий. Меня словно током ударило, когда я услышала голос Мишки.

– Валя, ты где? – Голос его был нервный и недовольный. Я понимала его: кому понравится, когда тебя вот так неожиданно бросают, забывают, в сущности, предают.

– У своей знакомой, Миша. – Я старалась говорить тихо, чтобы Ева, работающая в соседней комнате за компьютером, меня не услышала. Не сказать, чтобы я ее побаивалась, нет, этого не было, но просто мне не хотелось, чтобы она уж слишком сильно вмешивалась в мою личную жизнь.

– Это у той, с которой ты была на выпускном? И что это на тебя нашло? Где ты ее подцепила?

– Я тебе как-нибудь потом объясню. Сейчас не могу.

– Смотри, Валька, не сунься в осиное гнездо, сначала хорошенько все взвесь, зачем ты ей понадобилась… – Он говорил быстро, словно боялся, что не успеет сказать главного, что я брошу трубку. – Она баба шикарная, старше тебя намного, чего ей от тебя надо? А если она сутенерша? Ты слышишь меня? Чего молчишь? Где ты? И кто с тобой сейчас? Где она?

– Миша, это совсем не то, что ты думаешь. Ева – нормальная девушка, она поможет мне найти мою мать.

– Ей что, больше делать нечего, как разыскивать твою мать? И куда вы собрались? В Москву? Ведь там, кажется, обитает твоя родительница? – Он уже почти кричал в трубку. – Москва – самый опасный город… Ты знаешь, сама видела по телевизору, сколько девчонок пропадает в Москве! Не вздумай! И почему ты решила поехать именно с ней, а не со мной?

– Она помогла мне заработать деньги…

– Это как же? – орал он мне в ухо, и мне стало его так жаль, что я чуть было не назначила ему встречу, чтобы все рассказать, посоветоваться, а может, и признаться в том, что я сделала с офицером… – Как ты зарабатывала деньги? Валька!

– Привела в порядок одну дачу… Забор покрасила.

– А больше ты ничего не покрасила?

– Не переживай, у меня все хорошо.

– Дура ты, Валька, вот что я тебе скажу. Тебе денег захотелось, вот ты и полетела к ней, как бабочка на свет. Запомни: никто ничего на этом свете не делает просто так. Присмотрись к этой девице, выясни, откуда у нее деньги, чтобы покупать такие дорогие шмотки… После выпускного наши девчонки только о вас с ней и говорили. Ты как с ума сошла, буквально не отходила от нее… Может, встретимся и ты мне все расскажешь?

Но что я могла ему рассказать? Что через несколько дней у меня будет заграничный паспорт? Тогда он вообще покой потеряет, еще в милицию заявит о моей пропаже, станет меня разыскивать, я же отлично знала Мишку.

– Хорошо, – согласилась я. – Приезжай к центральному рынку, прямо сейчас, к главному входу.

Я не могла поступить иначе. Если он поймет, что я от него прячусь, то нафантазирует себе бог знает что. Особенно я боялась милиции. А вдруг в интернате уже наводили обо мне справки, может, кто видел, как я с этим офицером зашла к нему в подъезд? Нет, мне просто необходимо встретиться с Мишкой, чтобы хотя бы знать, не искали ли меня. Да и его успокоить надо. Познакомить его с Евой, объяснить Мише, что наша поездка в Москву действительно связана лишь с моей матерью…

– Все. Еду, – услышала я его вздох. – Смотри мне…

Я улыбнулась. Да, через несколько дней жизнь моя, возможно, круто изменится, я буду в Москве… И что меня там ждет, встречу ли я мать, не встречу, но Ева теперь уж точно не отпустит меня, я нужна ей, иначе ничего бы не было… Но Миша останется связующим звеном между моей прежней жизнью и новой, и, пока он жив, я буду знать, что у меня есть человек, на которого я всегда смогу положиться. Так я буду чувствовать себя увереннее, спокойнее. И его звонок – тому подтверждение.

Я тихо вошла и встала за спиной Евы, мягко и быстро перебирающей тонкими пальцами по клавиатуре компьютера, и шепнула ей на ухо:

– Сейчас Миша придет. Он все равно не отстанет, мы встретимся с ним у рынка, и я приведу его сюда.

– Да-да, конечно, – тихо отозвалась Ева, не отрывая взгляда от экрана, где я успела только краем глаза увидеть быстрое движение строки. Потом, заметив, что я не ухожу и жду от нее более весомого, осмысленного ответа, она, словно очнувшись, одним нажатием пальца сменила текст на картинку (букет роскошных, похожих на бело-розовую пену пионов) и с искусственной улыбкой повторила:

– Конечно, приводи его сюда, познакомимся… Я же понимаю, он твой друг, влюбленный в тебя мальчик, было бы неестественно порвать с ним отношения, даже подло в какой-то степени… Собственно говоря, я ждала этого.

И все равно я чувствовала, что она напряжена, что думает о чем-то своем, невеселом, и никакая улыбка не обманула бы меня – в ее глазах я прочла страх…

– У тебя неприятности?

– Да нет, все нормально. – Она снова попыталась улыбнуться, но ничего из этого не вышло. Она сидела за компьютером в широких домашних зеленых брюках, просторной белой майке, ее густые светлые волосы были стянуты на макушке резинкой. Слабый цветочный аромат ее духов напомнил мне выпускной… Я вдруг поймала себя на том, что нахожусь в квартире совершенно чужого мне человека, и даже оторопь взяла… Но, вспомнив офицера и словно почувствовав тошноту и боль (сцены насилия, цепляясь друг за друга, сомкнулись на размытой картинке: я сижу за столом, а этот мерзавец кормит меня с вилки свекольным салатом, после чего меня выворачивает наизнанку…), поняла, что другого выхода у меня не было. К тому же Ева нравилась мне, я начала постепенно привыкать к тому, что мы теперь постоянно вместе, это уже и не тяготило меня…