«Одетый» по имени Майк спросил у Джоджо:

— Ну и что ты ему на это сказал?

Джоджо помолчал, словно сомневаясь, стоит ли отвечать.

— Да ничего. — Пауза… напряженная работа мысли. — Просто вышибу, на хрен, его хреновы мозги прямо сейчас, на этой хреновой площадке.

— Ну да? И как же?

— Пока сам не знаю. Вообще-то мы с этим мудилой хреновым первый раз в игре встретились.

— Ну и что? Ты же сам мне рассказывал, что с детства не терпел унижений и всякой херни от этих… — Майк кивнул в сторону компании чернокожих игроков.

Сам Майк был смуглее, чем Джоджо, его черные кудрявые волосы были просто и без затей коротко подстрижены. Со своими шестью футами и четырьмя дюймами он был вторым по росту в команде — понятно, если считать с конца.

Джоджо опять криво усмехнулся и кивнул.

— Что-нибудь придумаю.

— И когда же ты собираешься думать? Вроде бы это ты объяснял мне, что в таких делах тормозить нельзя. Решил что-то делать — ну и вперед. С этими ребятами действовать надо быстро.

Джоджо вновь изобразил на лице подобие улыбки.

— Твою мать! Надо же, запомнил. И какого хрена я вообще тебе все это рассказывал?

Он посмотрел куда-то в сторону. У Джоджо были длинные руки с большими кистями, бицепсы и трицепсы так и играли под кожей. Может быть, с точки зрения пропорций у парня были не слишком широкие плечи и грудная клетка, но на любого мужчину обычной комплекции он мог бы — с учетом роста — нагнать страху одним своим видом. Тем не менее в данный момент он казался испуганным и, пожалуй, даже жалким.

Посмотрев на Майка, парень сказал:

— Ну неужели каждый год это будет повторяться? Скажи ты мне на милость, неужели каждый год мне придется воевать с очередным хреновым сопляком, которого тренер отроет в каком-нибудь хреновом спортлагере? Ставь потом на место этого охреневшего выскочку.

— Ну, не знаю. Во всяком случае, в этом году тебе, как я погляжу, скучать не придется.

Впрочем, много говорить на эту тему не было необходимости. Оба парня прекрасно знали, в чем тут дело. Джоджо был силовым форвардом и единственным белым игроком в стартовой пятерке команды Дьюпонта. Поэтому сегодня он и играл в команде «Раздетых». Тренер всегда «раздевал» стартовую пятерку, а «Одетым» ставилась одна задача: порвать эту пятерку. «Одетый», игравший сегодня персонально против Джоджо — опека выражалась в том, чтобы посильнее двинуть соперника локтем в любое подвернувшееся место и при этом еще сказать ему какую-нибудь гадость, — был чрезвычайно перехваленным первокурсником по имени Вернон Конджерс: типичный представитель разряда юных дарований, блиставших на площадке в старших классах, он появился в команде колледжа, агрессивный, уже привыкший к уважительному, если не подобострастному отношению и вполне освоившийся с ролью маленького божка для целой секты верных поклонниц, готовых на все, лишь бы он обратил на них свое благосклонное внимание. Другой сектой, почитающей юные таланты баскетбола своими богами, были самые известные в Америке баскетбольные тренеры, включая легендарного руководителя команды Дьюпонта, — в спортивных изданиях его всегда называли «тем самым легендарным», — Бастера Рота. Обычно тренеры открывали подобные объекты поклонения на школьных турнирах или в летних баскетбольных лагерях. По большому счету и турниры, и летние лагеря в основном и организовывались как «смотрины» для рекрутеров из колледжей, чтобы те могли собрать свой урожай. Туда приглашались только самые перспективные игроки школьных команд. Спонсорами таких мероприятий выступали крупнейшие производители спортивной одежды и обуви, такие как «Найк», «Энд 1» и «Адидас». Вернон Конджерс стал лучшим игроком сезона в летнем лагере «Энд 1», который всегда славился тем, что там если не приветствовалась, то по крайней мере не преследовалась жесткая игра, именовавшаяся на спортивном жаргоне «хотдоггингом»; судя по виду Конджерса, плетению дредов в этом лагере тоже уделялось большое внимание. Джоджо прекрасно знал этот тип молодых игроков и вполне мог представить себя в шкуре Конджерса, так как всего несколько лет назад сам Джозеф Дж. Йоханссен был лучшим игроком сезона в летнем лагере «Найк». Более того, будучи белым, он тогда стал еще более известен, чем Вернон Конджерс в сезоне нынешнем, а популярность для молодых игроков — это и есть тот наркотик, который заставляет ребят, уже вкусивших его на уровне школьных турниров, вкладывать все силы в игру и тренировки. Каждый тренер, каждый агент, каждый скаут профессионального баскетбола стремится высмотреть Великую Белую Надежду, нового Ларри Бёрда, нового Джерри Уэста, нового «Пистоля» Пита Маравича, способного играть на уровне лучших чернокожих баскетболистов, так явно доминирующих в этом виде спорта. В конце концов, ведь большинство болельщиков — белые. Просто невероятно, сколько восторженных воплей, комплиментов и заманчивых предложений, граничивших с провокацией, обрушилось на восходящую звезду Джоджо Йоханссена в то лето, лучше и не вспоминать; этих заверений в его гениальности и блестящем будущем вполне хватило на то, что он стал воспринимать команду Дьюпонтского университета лишь как место разминки, настройки, своего рода тренажер и трамплин для триумфального заключительного прыжка в Лигу, как игроки уровня Джоджо небрежно называли Национальную Баскетбольную Ассоциацию. Если бы велась такая статистика, то Джоджо в год своего успеха в летнем лагере стал бы рекордсменом по количеству встреч со скаутами, агентами и тренерами. Однако в этих лагерях тренерам из колледжей, которые ошивались тут толпами, было категорически запрещено правилами НАСС — Национальной ассоциации студенческого спорта — самим заводить переговоры с заинтересовавшими их игроками. Спортсмен должен был заговорить с ними первым. Ну и каким образом, спрашивается, тренеру оказаться рядом с подающим надежды игроком, чтобы у того была возможность, как это именовалось в официальных правилах рекрутирования, «инициировать переговоры»? Бастер Рот, как и многие другие тренеры, заваливался вслед за Джоджо в мужской туалет, стоило тому вздумать справить нужду. Тренер Рот славился своим проворством. Джоджо даже не смог бы вспомнить, сколько раз тот «случайно» оказывался рядом с ним у соседнего писсуара, естественно, вытаскивая из штанов свое мужское хозяйство, но на самом деле уделяя главное внимание не физиологическому процессу, а ожиданию того, когда же Джоджо что-нибудь скажет, то есть «инициирует переговоры». Однажды после обеда в туалете около спортзала можно было наблюдать замечательную картину: по обе стороны от Джоджо выстроились с членами наперевес семеро известных на всю страну тренеров — четверо слева и трое справа от него. Бастер Рот, понятно, был на своем обычном посту, у соседнего писсуара рядом с Джоджо, по правую руку. Справа тренер Рот становился потому, что лучше слышал левым ухом и, следовательно, меньше рисковал упустить момент, когда «переговоры будут инициированы» этим сопляком. Будь в туалете больше писсуаров, там, вероятно, выстроились бы все тренеры первого дивизиона НАСС. Джоджо Йоханссен так и не сказал ни слова в тот день. Джоджо вообще не сказал ни слова тренеру Роту или еще кому-нибудь. Однако он, конечно, прекрасно знал, что это за тренер — ведь как-никак это Легендарный Бастер Рот, — и ему было лестно, что тот раз за разом пристраивает свой немолодой член у соседнего писсуара рядом с девятнадцатилетним лучшим игроком сезона лагеря «Найк». Однако если не по собственному опыту, то по крайней мере по рассказам других Джоджо великолепно представлял себе, что все эти тренеры только прикидываются добрыми дяденьками до тех пор, пока не добьются своего и не получат контракт с твоей подписью на выступление за их команду и получение стипендии от университета. Повязав новичка по рукам и ногам юридическим документом, тренер превращается в ходячий ужас. Что ж, его ходячий ужас был Легендой. Благодаря этому кошмарному человеку баскетбольный стадион на 14 ООО зрителей, официально именовавшийся Ареной Фэйрклот, стал называться как в разговорах, так и в прессе Чашей Бастера. Даже сами игроки именовали его так. Вообще-то обычно баскетболисты называют свою арену коробкой или ящиком. Но стадион Дьюпонтского университета имел закругленный фасад, а его трибуны располагались концентрическими окружностями, словно установленные на внутренней поверхности гигантской воронки. В общем, стадион действительно походил на исполинскую чашу с баскетбольной площадкой на самом дне.