Динка с облегчением перевела взгляд с лампочки на серый свитер.

И вздрогнула.

Не так давно обладатель этого свитера, этих серых, широко распахнутых глаз орал ей, что она непроходимо тупорылая блондинка.

– Это Дина. – Нонна подтолкнула Никиту поближе.

Они замерли.

Динка нарочно глядела ему прямо в бесстыжие глазищи. Пусть знает.

Никита отвел взгляд. Как будто это она ему рукав порвала, ей-богу!

– Э-э-э… очень приятно.

О, а мы, оказывается, вежливые.

– Да, мне тоже, – светски кивнула она. – А вы, насколько я поняла, увлекаетесь фотографией?

Так ему и надо, пусть помучается.

Но сероглазый быстро собрался:

– А вы, насколько понял я, увлекаетесь травлей прохожих?

– Просто люблю собак, – Динка решила не отступать. – Собака – друг человека, к тому же хороший защитник. А то, знаете ли, попадаются иногда в лесу отмороженные личности. Чуть что, начинают орать: «Дура! Изыди!» Надо же как-то защищаться.

Никита чуть заметно порозовел. Запустил пятерню в аккуратно зачесанные светлые волосы.

– Только полные дуры ходят без поводка.

– Ага, и без намордника тоже… Чем же полная дура вас так напугала? Она вас укусила?

– Господь с вами. – Никита злился, щурил глаза. – Накаркаете еще. А вдруг глупость со слюной передается, как бешенство? Страшно, знаете ли. У дуры в голове не тараканы, а, похоже, мамонты живут. Весь мозг истоптали, раз ей в лесу всякие ужасы мерещатся. Мало ли что она выкинет в следующий раз, вдруг вправду вцепится?

Нонна, ничего не понимая, вертела головой туда-сюда.

– Вот как? – Динка тоже начала заводиться. – Между прочим, это не моя собака была. Я просто мимо проходила. И некоторым образом вас спасла.

– А… – начал Никита и осекся.

Дошло.

Глянул на Динку диковато и вдруг сорвался вниз по лестнице.

– Нонна, я тебе вечером позвоню! – крикнул он, обернувшись.

– Никита? – перевесилась Нонна через перила. – Что происходит, я не врубилась?

– Прости, опаздываю, срочно!

Динка тоже перевесилась через перила и успела заметить, что теперь Никита покраснел по-настоящему.

– Что это было? – обернулась к ней Нонна. – Вы что, уже знакомы?

– Не. – На Динку напал нервный смех. – Просто он в лесу перепутал меня с блондинкой.

– С какой еще блондинкой? – нахмурилась Нонна.

– Спроси у него сама!

* * *

Вечером она увидела в почте письмо.

Обычно Динка не читала писем с незнакомых адресов, все равно один спам. Но тут в теме четко значилось: «Дине Волковой от Никиты, прочти обязательно».

Динка с минуту напряженно глядела в экран, покусывая кончик карандаша. С одной стороны – очень хотелось прочесть, а с другой – страшновато. Что он там пишет? Вдруг опять какие-нибудь гадости?

Она понимала, что глупо переживать заранее, да и с чего бы – ну пишет и пишет, подумаешь… тоже мне, писатель. Размочаленный карандаш хрустнул на зубах.

Она ткнула мышкой.

«Динка, извини, я был жутко не прав…» – прочла первую строчку и откинулась на спинку стула. Сразу захотелось танцевать. Она щелкнула наугад папку с латинской музыкой. Откликнулся Рики Мартин:

– Хэй-хэй-хэй! Оле-оле-оле…

Динка пробежала глазами все послание, подпевая и чувствуя сильное желание пойти и попрыгать на диване. Это ж лучший тренажер хорошего настроения – диван, особенно если пружины мощные и подкидывают высоко. В Баторе они с собакой диван сломали, не выдержал он прыжков двух молодых жизнерадостных тел. Поэтому у тети Динка старалась сдерживаться. Есть, в конце концов, и другие способы порадовать тетю, кроме как весело ломать ей диван.

Никита через слово извинялся, честно признавал, что наорал на нее от страха, а вообще с девушками ведет себя спокойно. В конце был номер мобильника. Она перечитала письмо раз семь, прежде чем великодушно набрать в ответ: «Не парься, я не обиделась, все в порядке. Очень рада с тобой познакомиться, а то Нонна все уши прожужжала, какой ты классный».

Пусть у него тоже настроение повысится, ей не жалко.

Она занесла в память его телефон (на всякий случай), хотела послать эсэмэску, но передумала. Много чести, обойдется.

Лучше она ему свой пошлет, если захочет – сам позвонит.

Но Никита не позвонил, только прислал в ответ ее фотку, снятую в необычном ракурсе, сверху, ту самую. Динка сама себе не очень понравилась – глаза маленькие, нос большой, но то, что Никита не забыл, порадовало.

Нонна права, симпатичный парень.

Динка вновь перечитала письмо. А она бы вряд ли смогла вот так прямо признаться: «Извини, я была не права». Сколько раз она рогами упиралась, ругаясь с мамой, понимая, что – да, не права… но признать это вслух казалось совершенно невозможным. А у Никиты получилось. Динке стало легко. Какая-то тут была загвоздка, над которой стоило подумать.

Но думать Динке не хотелось. Она сделала музыку погромче, благо тетя ушуршала в магазин, и прыгнула-таки на диван. Диван укоризненно затрещал, а Динка изо всех сил голосила: «Самба!!» – и кидала под потолок подушки.

Они вышли из ДК после очередной Толиковой репетиции. Улица тихо светилась, распушившись после снегопада. Слева, сквозь еловые лапы мерцали синие звезды и золотистые фонари на площади.

– Снег, – выдохнула Динка, чтобы хоть что-то сказать. Толик промолчал. Протянул ей руку, когда они спускалась с обледенелого крыльца. Она до сих пор не привыкла к такому вниманию. В молчании они сошли по длинной лестнице. С еловых лап иногда соскальзывала невесомая россыпь снежинок. Одна такая холодная змейка тихонько просыпалась Динке за шиворот.

– К тебе идти-то два шага, – Толик кивнул на желтые окна хрущобы. – Давай через мемориал пройдем, что ли? Чтоб подольше.

Динка честность оценила. Подольше так подольше, почему нет? Они свернули с общей тропы и вскоре выбрались на расчищенную площадку перед вечным огнем. Огонь давно уже не был вечным, его включали один раз в год на День Победы.

– Хочешь послушать?

Толян сунул ей в ухо один из своих крошечных наушников, он вечно слушал музыку в телефоне.

– Танго Пьяццоллы.

– Танго – это танец, в котором ломаются кости, – Динка забыла, где вычитала эту красивую фразу.

Толик помотал головой. Снял наушники, настроил громкость и положил телефон прямо на твердую вершину сугроба.

– Слушай.