— А я не могу больше терпеть! — завопил Хатаяма. Он отодвинул циновку и быстро высунул в дырку свой прибор, — Извините.

Перед кем он извинялся, я так и не понял.

Гул моторов вдруг ослабел. Самолёт накренился на один бок, издавая какое-то странное шипение. Я выглянул в иллюминатор. Левый винт не вращался.

Я ткнул пальцем в иллюминатор. «Э-э… э-э…» — из моего рта вырывались только нечленораздельные звуки.

— Что, опять заглох? — услышал я голос жены Горохати.

Процесс кормления закончился, младенец уснул. Снова пристроив его за спиной, она поднялась с места, потянулась и, обратившись к Пунцовому Носу:

— Ну-ка, давай я сяду, — снова уселась за штурвал.

— Что случилось? — спросил всё ещё сидевший на корточках в проходе Хатаяма.

— Один винт остановился, — ответил я, будто ничего не случилось.

Хатаяма тихо засмеялся:

— Ихи-хи-хи! Я тебе говорил? Говорил? — И завыл: — Этот сон или виденье…

— Может, метлой по крылу стукнуть? — предложил Пунцовый Нос. — В прошлый раз помогло.

— Это без толку, — отвечала жена Горохати. — Керосин кончается.

Хатаяма голосил нараспев:

— Встанем грудью за императора…

— Гляди-ка, — встрепенулась жена Горохати, — Облака-то раздуло. Вон она, земля! Ишь, куда мы забрались!

— В рай, — навзрыд пропел Хатаяма.

«Так, глядишь, в Южную Корею залетим», — подумал я.

— Да, что-то я многовато в сторону заложила. Вон мы где. Шоссе Онума. — С этими словами она толкнула штурвал вперёд, — Будем садиться. Здесь как раз заправка есть.

Я подскочил на месте.

— Да вы что?! Как можно на шоссе садиться?! Там же машины!

— He-а! Всё будет нормально, — вставил слово бельмастый. — В Сэдзири дорожные работы, так что машин мало. А из-за тайфуна сегодня там вообще никого не будет.

— Откуда ты можешь знать? — взвыл Хатаяма, — Машины — там, а самолёт — здесь!

— Как ни крути, другого не придумаешь. Надо на шоссе садиться. На школьный двор не получится — там деревьев больно много, — постановила жена Горохати, закладывая сумасшедший вираж.

Самолёт громко заскрипел; казалось, того и гляди рассыплется. Кабину сильно затрясло. Хатаяма громко вскрикнул. У меня во рту стало сухо, как в пустыне.

Внизу, прямо под нами, побежала серая полоса шоссе. За несколько мгновений до того, как шасси коснулись асфальта, навстречу мелькнула легковушка. Она проскочила у нас под левым крылом всего в нескольких сантиметрах. Колёса аэроплана ударились о землю, он подпрыгнул раз, потом другой… Я глянул в лобовое стекло и увидел несущийся прямо на нас самосвал.

— А-а-а!.. Ну, всё!.. — заорал я, съёжившись в комок.

— Ничего, объедет, — успокоил меня бельмастый.

Водитель самосвала запаниковал и на полной скорости вылетел с дороги в поле.

Самолёт остановился как раз напротив бензоколонки. «Кто её знает — может, жена Горохати и в самом деле классная лётчица», — мелькнуло в голове.

Не успели мы остановиться, как Хатаяма рванулся к выходу и отворил дверь. Игнорируя лестницу, выпрыгнул прямо на асфальт и уткнулся в него лицом. Прошло несколько секунд. Сколько он будет так лежать, подумал я и тут заметил, что он в экстазе целует землю.

Вслед за женой Горохати я спустился по лестнице. Шоссе огибало гору, к подножию которой прилепилась бензоколонка. За ней стеной поднимался покрытый красной глиной склон. По другую сторону шоссе тянулись засаженные овощами поля.

— У нас керосин кончился! — громко смеясь, обратилась к молоденькому заправщику жена Горохати; он смотрел на нас во все глаза. — Заправь машину. Мы сразу в Сиокаву полетим.

— Я ещё никогда самолёты не заправлял, — признался парень, вставляя топливный шланг в лючок на крыле, на который указала жена Горохати.

Бельмастый и Пунцовый Нос тоже выбрались из кабины.

— Ну как? Ещё раз полетите? — Крестьяне презрительно засмеялись.

Я открыл свой ежедневник и посмотрел на карту. Онума была в тридцати километрах к востоку от Сиокавы.

— Только не я, — сердито косясь на меня, бросил Хатаяма, выбираясь из самолёта, куда он лазил за своей фототехникой.

— Но здесь поблизости нет железнодорожной станции, — заметил я как бы между прочим, — Как ещё до Сиокавы добраться? Даже если попутку поймаем, всё равно опоздаем на вечерний поезд.

Хатаяма выпучил глаза.

— Ты собираешься снова лететь на этом? — ярился он. — Совсем с ума спятил! Это в тебе спесь играет! Ладно! Хочешь на тот свет — пожалуйста! А меня — уволь! Я здесь подожду, пока тайфун пройдёт! — Он решительно тряхнул головой. — Понял? Я остаюсь!

Всё ясно: его не переубедишь. По правде говоря, я тоже был не прочь остаться. Однако надо было учитывать, что со мной будет, если лишусь работы. Приходилось рисковать.

— Делай как знаешь. Я лечу. Завтра утром буду в Токио.

— А может быть, и нет, — сказал Хатаяма, и на лице его мелькнула улыбка.

Как мне хотелось ему врезать!

— Буду, — сказал я. — Вот увидишь.

— Это нам не требуется, — заявила жена Горохати заправщику; он кончил закачивать топливо и полез было на нос самолёта, чтобы протереть лобовое стекло, — Надо убираться отсюда. Если увидят, что мы здесь приземлились, нам несдобровать.

— Я слышал, с юго-запада идёт тайфун, — тревожно сказал заправщик.

— Не бойся. Всё будет в порядке, — со смехом отмахнулась от него жена Горохати.

Дождь хлынул как из ведра. Мы с бельмастым и Пунцовым Носом залезли в кабину. Хатаяма остался один.

Самолёт вырулил обратно на шоссе и начал разбег. Чтобы не столкнуться нами, несколько автомобилей съехали в поле. Наконец мы поднялись в воздух и повернули на запад.

Только на следующее утро я узнал от главреда, что сразу после того, как мы улетели, с горы прямо на бензоколонку сошёл оползень. Хатаяма и заправщик погибли.

— Какого чёрта ты не забрал у него плёнку?! — бушевал шеф.

— Вы куда направляетесь? — спросил сидевший напротив меня человек с густой бородой.

До станции «Кабаний Лес» оставалось несколько минут.

— В Четыре Излучины, — ответил я.

Я слышал, что в городке Четыре Излучины делают классную гречневую лапшу, и решил съездить туда, чтобы наесться как следует и закупить с собой побольше. Вот как я оказался на ветке «Шерстистый Зверь». Хочу вам сказать, что я схожу с ума по гречневой лапше. Стоит мне только услышать о местечке, которое славится этой штукой, я тут же еду туда. Расстояние значения не имеет.