Антон согласился, Алена пересыпала коноплю из металлической баночки в самодельный кулек. Антон смотрел ей через плечо и никак не мог отделаться от наваждения: слышал шумное Лерино дыхание, видел, как падает на пол расстегнутый корсет, освобождаются огромные груди… взяв пакетик, вышел в прихожую, сунул во внутренний карман, завернул в ванную. Вымыл руки, смочил лицо водой, подумал: "Надо либо уходить, либо трахнуть ее немедленно". Антон не любил собственного возбуждения, не понимал, что с ним сегодня происходит. Может, вожделение - как венерическая болезнь, думал он, Лера передала мне, а я должен передать Алене и вернуться в свой привычный, безопасный мир, где от других людей не надо ничего - кроме веществ или денег на вещества.

Мельком он подумал о Косте - вот у кого много денег, вот уж кого интересуют женщины! - подумал о старушках у метро - вот уж у кого не будет денег, сколько бы не продавали они по ночам хлеб и яйца! - и вышел на кухню.

Обнял Алену, заглянул ей через плечо. В руках она держала неумело нарисованную картинку: семь башен высились под синим небом, уже расплывающимся от слез.

Они занимались любовью прямо на ковре. Алена рыдала, и сначала Антон пытался утешить ее, слизывал слезы со щек, говорил какие-то ласковые слова, целовал нежно, старался соответствовать моменту, но чем дальше, тем больше им овладевал какой-то амок, словно в Васину траву насыпали стимуляторов. Он двигался все резче и резче, быстрее и быстрее, Алена всхлипывала где-то далеко внизу - не то от удовольствия, не то в истерике. Вдруг она приподнялась, выскользнула из-под Антона, стала на четвереньки.

– Давай так, - сказала она и снова зарыдала. Глядя на Аленин выпирающий позвоночник, Антон снова увидел полную спину Леры, колыхание плоти, барханы грудей - воспоминание будто прибавило ему сил. Закрыв глаза, он задвигался, быстрее, еще быстрее, чувствуя, как член превращается в деталь неведомой машины. Каждый толчок исторгал из Алениных глаз новые потоки. С последним содроганием Антон рухнул, Аленины руки подломились, она уткнулась лицом во влажное пятно собственных слез.

– Это я ее убила, - сказала она, - я.

* * *

Несколько лет назад Поручик, устав от жалоб своей Натальи - квартира превращается в склад, в филиал исторического музея! - купил небольшой подвал в центре Москвы, куда сгрузил свои сокровища. Поручик с Натальей все равно развелись через полгода, но теперь в подвале Поручик хочет открыть клуб "Ржевский", первый гусарский клуб в новой России.

Зимней ночью в пустой квартире Горский представляет Поручика и Сидора. Они пьют уже вторую бутылку "Абсолюта", Поручик размахивает руками, теребит черную бородку, почти кричит. Ты не въезжаешь, говорю тебе, ты не врубаешься! Это не стеб, это не хохма. Ржевский - это символ русского духа! Символ свободы! Идеальный символ! Владимир Сидоров невозмутимо наливает еще по пятьдесят и говорит:

– Чушь.

Сидор пьян, он устал спорить. Он любит Поручика, но эта игра его тяготит. Реальный Ржевский, если и существовал, был прежде всего офицером. Воином. Патриотом своей страны. Героем войны 1812 года. Это - главное, без этого нельзя понять ни анекдотов, ни похабных шуток. Но вряд ли удастся объяснить это Боре Нордману.

А Поручик, выпив водку, все кричит и размахивает руками. Никто не хочет жить, как в Европе! Никто не хочет жить, как в Штатах! Даже если вкалывать днем, как в Штатах,- то отдыхать вечером, как в России. И тут - наш "Ржевский"!

При чем тут Штаты и Европа? думает Сидор. Если бы Поручик спросил меня, я бы сказал: наш ориентир - Япония. Кто такие русские офицеры? Те же самураи. Верность, решительность, честь смолоду, жизнь за царя. Такими мы и должны быть, чем бы ни занимались. Служба - так служба, работа - так работа, бизнес - так бизнес. Но Поручик не спрашивает, а продолжает говорить. Вся Америка вкалывает на свою пенсию, а мы не рассчитываем до нее дожитьВспомни Димона - вот тебе классический случай!

Сидор помнит. Классический случай, ничего себе. Димон украл деньги, чужие деньги, украл по-глупому, не заметая следы, надеясь сбежать. Украл мало - всего полмиллиона. Этого не хватит, чтобы спрятаться. Поручик говорит, символ русского бизнеса? Спроси Поручик меня, я бы сказал, что Димон - просто перепуганный человек, дурачок, обалдевший от легких денег, мужчина, лишенный понятия о чести. Не самурай. Не русский и не бизнесмен.

Но Поручик не спрашивает, ему нравится эта история. Ему нравится бессмысленность, глупость, абсурд. Пока у нас есть такие люди, Америки здесь не будет. Нам не нужен комфорт и надежность, мы ценим напор и грязь! Спроси Поручик меня, я бы рассказал ему про напор и грязь, думает Сидор, я бы рассказал, что такое марш-бросок в полной выкладке. Но Поручик не спрашивает, а рассказывает про секс в России и в Америке, хотя в Америке никогда не был, только по видаку смотрел. Но какой бы он был Поручик, если бы не говорил о сексе? Идеальный секс в Америке - это когда молодая девка с огромными титьками отсасывает и при этом визжит от восторга, не вынимая изо рта. Хошь - забесплатно, хошь - по обговоренному тарифу. А у нас идеальный секс - это секс наперекор всему, уже не хочешь ебать - а ебешь!

Спроси Поручик меня, думает Сидор, я бы рассказал ему про идеальный секс. Потому что идеальный секс, единственно возможный секс, - это секс по любви. Когда раздеваешь девушку - словно ныряешь в прорубь. Когда входишь в нее, словно душу раскрываешь. Когда тебе неважно, что она уже давно живет в другой стране и вы встречаетесь, лишь когда ты прилетаешь повидать сына. Неважно, что она давно тебя не любит, неважно, любила ли она тебя когда-нибудь, неважно, что потом она оденется и уйдет и, может, спишет эти два часа в графу необходимых затрат, расходов за щедрое содержание, за деньги, которые ты все равно давал бы. Давал бы, даже если бы она не приходила к тебе в номер лондонского отеля на те два часа - бутылка "Дом Периньона", огромная кровать, "ну, за встречу!", а потом руки сами находят застежку на платье, а сердце замирает, словно в первый раз. Но Поручик не спрашивает, он переходит от секса к выпивке - какой бы он был Поручик, если бы не говорил о выпивке? Что такое русская выпивка? Это выпивка через "не хочу". Демьянова уха. Широта русской души! Льется из ушей!

Спроси Поручик меня, думает Сидор, я бы сказал ему, что две бутылки на двух самураев русского бизнеса - это не через "не хочу", а в самый раз. Но Поручик не спрашивает меня, а, неожиданно замолчав, допивает последнюю рюмку.

Понятно, он пришел говорить о деле. Вот теперь, после двух бутылок, он спрашивает, уже в который раз, можно ли получить долю в нашем фонде? Я снова ему объясняю: нам не нужны инвестиции. Что такое фонд? Это организация, получившая льготы. В нашем случае - таможенные. Мы платим взятки, чтобы эти льготы получить. Мы откатываем часть прибыли наверх и работаем как альтернативная таможня. Можно считать это новым словом в рыночной экономике: свободная конкуренция между различными негосударственными таможнями. То есть фондами. Какие еще деньги сюда можно ввести? Я же не могу отдать тебе свою долю?