Для полного счастья требовалось лишь найти ту дурацкую запись с ее воплями и стереть ко всем чертям. Дверь в ванную по-прежнему оставалась закрытой; плеск не прекратился.

Схватив диктофон с тумбочки, Пенни наугад отмотала назад, нажала кнопку. «Не будь тупой ханжой…» – раздалось из динамика. Зовите меня лицемеркой, повторяла себе девушка, но нельзя, чтобы хоть кто-то услышал безумную тарабарщину, лившуюся у нее изо рта. Она снова ткнула кнопку, и на сей раз услышала визг.

Визжали по-французски. Не зная языка, Пенни по собственному опыту догадалась, о чем речь. Вопила Алуэтта, находясь под действием розового шампанского пополам с секретными ингредиентами. Пенни перемотала вперед и снова включила воспроизведение.

«Держись. У тебя шок».

Момент истины нарушила громкая трель. Диктофон на поверку оказался еще и сотовым! От неожиданности Пенни едва не уронила хитрый аппаратик и поспешила бросить его обратно на тумбочку. Тот, однако, не унимался; на дисплее вместо имени абонента высвечивалось «Номер скрыт».

Спрыгнув с кровати, Пенни постучалась в ванную:

– Макс, телефон!

Подергала ручку – заперто. Шумел душ, голос Макса неразборчиво мурлыкал какую-то песенку.

Электронная трель не смолкала. Еще через пару секунд любопытство пересилило, и Пенни взяла трубку.

– Алло?

Молчание.

Распахнулась дверь в ванную, на пороге возник опоясанный полотенцем Максвелл. С головы капала вода. Застукав Пенни с поличным, он потемнел как туча и свирепо щелкнул пальцами: вешай трубку!

– Алло? Корни? – раздался голос. Знакомый. Женский. – Я не виновата! Сжалься!

Пенни молча вернула телефон хозяину. Женщина на том конце провода продолжала упрашивать. Громко. Жалобно. Слезно. Максвелл прижимал трубку к уху и слушал. Постепенно раздражение на его лице сменилось глубокой задумчивостью.

– Не вижу проблемы, – заявил наконец он. – Активные компоненты не подпадают ни под один из актов об обороте сильнодействующих или опасных веществ. – В трубке вновь заверещали, но он лишь помотал головой. – Тогда просто назначь нового главу Управления по санитарному надзору. Такого, чтобы сразу дал добро на выпуск.

Пенни знала, кто находится на том конце; она видела эту женщину в телевизоре. Голос прочно ассоциировался с респектабельной, благонадежной прической. Где-то по плечи. С темно-синим костюмом. Жемчужным ожерельем. С лицом за лесом из микрофонов.

– Я на последней стадии тестирования, – промолвил Максвелл, не спуская глаз с Пенни. – Массовое производство планируется на лето. Через месяц охватим порядка полумиллиона розничных точек. – Развернувшись к девушке спиной, он шагнул обратно в ванную. – Ты ведь понимаешь, сколько поставлено на кон. Не вынуждай меня идти на крайние меры.

Дверь захлопнулась. Вовсю хлынул душ – наверное, чтобы заглушить разговор.

Если догадка верна, голос в трубке принадлежал Клариссе Хайнд. Президенту Соединенных Штатов.

Интересно, что за гениальное изобретение они сейчас тестируют?

Дни и ночи слились в бесконечную череду аналогичных забав. Всякий раз Максвелл предлагал на пробу новую игрушку, или снадобье, или совершенно потрясающую смазку.

Он доводил ее до такого оргазма, что спина выгибалась дугой, отнимались ноги, а Макс все время поддразнивал, приговаривая:

– Мы почти закончили. Осталось внести небольшую корректировку.

Или:

– Нельзя выбиваться из сетевого графика.

Он погружал в нее руку до запястья со словами:

– Поищем-ка твой пудендальный нейроплексус. Кажется, он где-то здесь.

Случалось, он терялся; тогда на помощь ему, точно путеводитель, приходил анатомический атлас, лежавший тут же на кровати. Будучи левшой, Максвелл запускал пальцы левой руки во влагалище, словно фиксировал геолокационную точку на карте. «Вы сейчас здесь». Свободная рука разглаживала замятые уголки страниц атласа, указательный палец скользил по неведомому маршруту, и все это сопровождалось тихим бормотанием:

– «Ответвления nervi pelvici splanchnici расположены рядом с nervi erigentes…» – Добравшись до нужной точки, Максвелл принимался ворочать пальцами глубоко внутри Пенни и наконец торжествующе провозглашал: – Ты сама-то в курсе, что твое копчиковое сплетение смещено на два сантиметра к антериальной плоскости? – А пошарив еще немного, добавлял: – Не волнуйся, это в пределах вариативной нормы.

Он регулярно извлекал из нее очередной испытываемый инструмент наслаждения и, положив на край тумбочки, сгибал его металлический или пластмассовый корпус в нужной степени. Иногда для этого приходилось брать пассатижи, а то и струбцинки, что хранились в верхнем ящике. Хуже всего, когда Максвелл принимался колотить неподатливым устройством по тумбочке, не жалея лакировку, пока не добивался желаемого изгиба.

В такие моменты происходящее в спальне напоминало Пенни старые фото лаборатории Эдисона. Или мастерской Форда. Сама же Пенни чувствовала себя не подругой, а скорее ассистенткой. Вроде Ватсона или Игоря. Не говоря уже про собаку Павлова. Когда, вопреки ее мрачному настрою и растущей брезгливости, Макс дарил ей новые всплески наслаждения, она отчасти ждала, что он вот-вот воскликнет: «Эврика!»

К задаче он подходил с серьезностью нейрохирурга или швейцарского часовщика. Частенько по его приказу дворецкий или мажордом прикатывали прямиком к постели столик со стерильными инструментами, чтобы Макс мог вообще не отрываться от процесса.

– Штангель! – рявкал он, и слуга молниеносно вкладывал в протянутую руку затребованное.

– Промокни лоб! – следовало очередное распоряжение, и лакей спешил обтереть бумажной салфеткой чело Максвелла.

Случалось, он ковырялся у нее между ног с фонариком в зубах и ювелирной лупой в глазу.

– Мой выбор пал на тебя, потому что ты никогда не испытывала оргазма, – втолковывал он. – Меня не проведешь. Ты – Спящая красавица, которую некому разбудить. Это так типично для женщин, которым я пытаюсь помочь.

– «Веками женщины получали лишь малую толику удовольствия, отмеренного им природой, – зачитывал Максвелл распечатку. Пресс-релиз. – Я разделяю мнение многих профессиональных медиков, что основная масса психосоматических хронических заболеваний у слабого пола вызвана постоянным стрессом, избавиться от которого довольно просто при наличии правильного инструментария…»

Даже для неискушенного уха Пенни речь звучала набором эвфемизмов. По словам Максвелла, иначе нельзя. Ведь продавали секс. И не просто секс, а интимные приспособления, гарантирующие женщине качественное наслаждение, какое не в состоянии дать ни один мужчина. Кто-то сочтет пресс-релиз набором профессиональных жаргонизмов наподобие старомодной рекламы вагинального спрея. А кто-то, в частности мужчины, зацикленные на собственных ненасытных пристрастиях, увидят в нем смертный приговор.