— Ты этот бред бабушке своей говори! — Лиза раздраженно задувала свечи. — Дали, значит, надо. У меня уже очередь желающих выстроилась получить свой персональный гороскоп, а вы фигней страдаете. Не хотите посвящения — не будет.

Она сдернула с учительского стола тряпку, из которой посыпались значки.

— Что это? — наклонился Пашка.

— Знаки отличия, — ехидно улыбнулась Лиза. — Но раз вы не в Братстве, вам они не нужны.

— Чего не в Братстве? В Братстве! — заторопился Шангин, изучая картинки на значках. Это были знаки Зодиака. Через Пашкино плечо Митька заметил свой знак Рака и Деву — женская фигурка, льющая воду. Это для Шангина.

— Держи, Серега! — Лиза взяла значок Тельца — быка с тяжелыми рогами и, отвернув Тихомирову борт пиджака, приколола с другой стороны.

— А чего так? — Пашка мял в руке свой значок Девы.

— Хочешь быть меченым? — ехидно поинтересовалась Токаева. — О том, сколько у нас человек в группе и, главное, кто, посторонние не должны знать!

Да, Лиза и вправду была прирожденным командиром. Вон как лихо все просчитала.

Шангин засопел, пытаясь приколоть свой значок. Митька с любопытством смотрел на то, что осталось лежать на полу. Лизин Лев — это понятно. Его — Рак…

Звонилкин коснулся третьего значка, переворачивая его. Это был Козерог, наполовину козел, наполовину рыба. Значит, Вытегру она ждала.

— Не трожь! — стукнула его по руке Лиза. — Не твое! Ты вообще уходить собирался. Вот и катись отсюда!

Ответить Митька не успел. Пашкин телефон ожил, жалобно тренькнув.

Универсальное средство

«Козерог окружен аурой грусти и серьезности. Его покровитель Сатурн требует от своих подопечных строгой дисциплинированности и суровости. У Козерогов обычно ровный, спокойный голос, и хоть внешне они могут казаться мягкими, на самом деле тверды как скала. Козероги легко вписываются в любую обстановку, порой становясь привычными и невидимыми. Очень скрытны».

— Беги, отвечай своей ненаглядной Наденьке, — скривилась Лиза, отбрасывая значок Козерога и беря Льва. Чтобы его прикрепить, ей пришлось сильно отгибать ворот своей водолазки.

Шангин хлопнул себя по груди, довольный проделанной работой, и схватил трубку.

На секунду Митьку кольнула ревность — Вытегра на его сообщение не ответила, а на Пашкино, выходит, решила написать…

Но вот радостное выражение лица у Шангина сменилось удивлением.

— Чего это? — прошептал он, гоняя эсэмэску туда-сюда, чтобы лучше понять, что же это ему пришло. — Хру… хризб… хризол… — с трудом вчитывался он в незнакомое слово.

— Что там у тебя? — Лиза бросила безрезультатные попытки нацепить значок и шагнула к Пашке. Тот покорно повернул к ней мобильник.

— Хризоберилл, — быстро прочитала она.

— Это к чему? — с тревогой посмотрел по сторонам Пашка, словно это простое слово вынесло ему смертный приговор.

— Камень, — пожала плечами Токаева. — И чего?

Ребята снова уставились друг на друга.

Гудение сотового в кармане Митька почувствовал не сразу. Ему поначалу показалось, что это гудит у него в ушах от волнения.

— Звонилкин, загоришься, — ткнул Серега в светящийся Митькин карман. Только после этого он понял, что это надрывается телефон, поставленный на вибрацию.

Доставать трубку не хотелось. А вдруг все-таки это Вытегра. Но деваться было некуда.

— Агат, — прочитал он.

— Ну, а это что за хреновина? — поморщился Пашка.

— Тоже камень. — Лиза сощурилась, словно к чему-то принюхивалась и прислушивалась.

Из ее сумки раздавались позывные — сотовый сообщал о приходе эсэмэски.

— Не бери, взорвется! — пошутил Тихомиров — его задело, что пишут всем, кроме него.

— Кошачий глаз, — расстроенно прошептала Токаева и затравленно посмотрела на одноклассников.

— Ага, зверушек расчленять начали, — обрадовался Серега, довольно потер руки и вдруг замер, услышав звонки своего мобильника.

— Халцедон, — прошептал он.

В пустом коридоре раздались быстрые шаги.

— Шухер! — первым среагировал Шангин, падая под парты.

— Тикаем! — в тон ему зашипел Митька, головой вперед прыгая под демонстрационный стол. Лиза бросилась в лаборантскую. Тихомиров шагнул за штору.

Первым в класс вошел возмущенный звонок сотового. А следом за ним с телефоном в руке появилась Надя.

— Знаешь, кто ты? — с порога начала Вытегра, глядя на Лизу, выглядывающую из дверей лаборантской.

— Ой, да ладно! — отмахнулась от нее Токаева своим сотовым. — Ты лучше посмотри, чего у нас здесь!

— Да знаю я, что у вас, — с видом превосходства поморщилась Надя. — Халцедон или аметист какой-нибудь.

— А ты откуда знаешь? — опешила Лиза, и во взгляде ее появилось уважение.

«Точно мысли читает!» — про себя ахнул Митька и украдкой глянул на камень. Но в ярком свете ламп он как был красноватым, так таким и оставался. Звонилкин напрягся. Что-то не то происходило. Камень обязан был поменять цвет. Это же Надя пришла. Он что, этот камень, слепой, что ли?

— Аметист с халцедоном — самые известные разновидности кварца. — Нет, в голосе Вытегры не было ни превосходства, ни чувства победы. Он скорее был уставший, словно утомленная воспитательница в детском саду пятый раз говорит малышам, что землю из цветочных горшков есть нельзя, а они в пятый раз не понимают, почему, если так вкусно.

Надька тем временем продемонстрировала им свой телефон. На экране мерцало слово «Кварц».

— Что там у нас еще с кварцем? — нервно потер руки Шангин.

— Еще кварцем является горный хрусталь, — как само собой разумеющееся сообщила Надя, словно они про этот кварц вчера на уроке географии проходили и все должны это еще помнить.

— И откуда ты такая умная взялась? — Лиза злилась. — Подготовилась?

— Зачем? — Надя села за стол, на котором лежал камень, и стала разматывать шарф. — Аметист мой камень, я про него все знаю.

— Твой? — выскочил вперед Митька — во-первых, чтобы выступить, а во-вторых, чтобы еще раз посмотреть на подвеску. — Там же должен быть рубин и этот… как его?

Все-таки чтение брошюры не прошло зря, что-то из нее он запомнил.

— Гранат, — усмехнулась Надя. — А еще малахит и бирюза. Но есть там и аметист. Все зависит от того, по какой таблице смотреть.

Спорить с ней не хотелось. Тем более кулон, как назло, все еще оставался бордовым. Звонилкин почувствовал, что у него вспотели ладони. Не нравилось ему, что камень не менял цвет, ох, не нравилось! На душе стало тревожно, и он начал прислушиваться ко всем звукам, доносящимся из-за двери. Звуков было не великое множество. А вернее, их совсем не было — тихо было в школе.