— Ой, ладно! — поморщилась Лиза. — Ему просто хочется попасть в Братство. Ко мне уже подходили, спрашивали, можно ли записаться. Я сказала, что подумаю. Эх, народ, через неделю вся школа будет у нас в кармане.

Ватным тампоном, смоченным в специальной жидкости, она пыталась снять с лица боевую раскраску — а то ведь увидит кто-нибудь ее в таком виде и дара речи лишится. Будет потом школа немых. Вот умора… Но отражение в зеркале не спешило становиться похожим на нее.

— Вам не кажется странным, что камень больше не меняет цвет? — тихо спросила Надька.

Ага! В самую точку!

— Я даже ночью смотрела, он все равно красный.

— Испортился, наверное, — Пашка сунул маску в один карман, потом переложил в другой, снова вынул. Нервничал он, ох как нервничал!

— Может быть… — протянула Вытегра и пошла к выходу.

Казалось, разговор на этом завершился. Но Митька, за последнее время ставший специалистом в Козерогах и в Надькином поведении, понял, что ничего не закончилось, а только началось.

Причем началось сразу же на следующий день. Пришедшая в класс завуч объявила, что урока физики не будет.

— Заболела? — наперебой стали выспрашивать девчонки. — Учиться уехала? Какие у нее могут быть дела?

Митька вспомнил грустный прощальный взгляд Виктории Борисовны и подумал, что никакая это не болезнь и не дела. Что ее и правда могли уволить…

— Не ваше дело! — обрубила все крики Нонна Георгиевна. — Открыли учебники. Делаем лабораторную. Кто тут у вас может раздать приборы?

Двое отличников метнулись в лаборантскую.

— А что все-таки случилось с Викторией Борисовной? — Токаева встала и, как примерная девочка, потупила глазки.

— Сядь! — недовольно поморщилась завуч. — Тихомиров! — Она поискала глазами Серегу.

Но он нашелся сам. Медленно поднялся, медленно повернул голову и с трудом растянул губы в натужной улыбке.

— Так! — Нонна Георгиевна посмотрела на него, словно сверяя фотографию в памяти с тем, что стоит перед ним. — Ага! Иди за мной!

— А что с Викторией Борисовной? — проявил истинную непонятливость Шангин.

Завуч медленно обернулась.

— С таким классом только и остается, что уволиться! — возмущенно произнесла она, кивнула Сереге и вышла.

— Чего-то я не понял? — Пашка посмотрел на Лизу.

— Заткнись, а? — Токаева начала выбираться из-за своей парты. — Открывай нужную страницу и сопи в две дырочки! Серега! Погоди!

— Нет, а чего? — Шангин потянул к себе портфель.

Тихомиров все еще стоял, задумчиво выправляя тетрадку и учебник вровень с углом парты.

— Не ходи! — Чтобы заглянуть Сереге в лицо, Токаева присела. — Она тебя в землю вкопает.

— Да ладно… — рассеянно пробормотал Тихомиров, отрываясь от парты, и сделал тот самый шаг, на который до этого все не решался. — Чего ты, в самом деле.

— Не ходи! — Лиза зажмурилась, пытаясь сдержать слезы испуга. — Я больше ни на кого, ни на кого не посмотрю!

— Врешь ты все! — В улыбке Тихомирова проскочило что-то от всезнающей мудрой совы.

— Ну правда, — всхлипнула Токаева, но Серега отодвинул ее в сторону и пошел к двери.

Со всех сторон уже тянулись вопросы. Народ, не посвященный в тайну Братства и историю с кабинетом физики, с удивлением смотрел на Тихомирова и на прыгающую вокруг него Лизу. До этого Токаева так в открытую свои чувства не проявляла.

— Я с тобой! — Лиза метнулась к Сереге, потом к своей парте и наконец остановилась посередине класса. — Шангин, хорош сидеть! Пошли!

— Не, а чего я? — Пашка ближе придвинул к себе учебник и сделал вид, что внимательно вчитывается в лабораторное задание. — У меня тут…

Надя тоже не шевельнулась. Митька, глядя на нее, не вставал. Но тут он вспомнил, что все нормальные мужчины всегда вопросы между дружбой и любовью решают в пользу дружбы, и, резко отодвинув стул, вскочил.

Услышав за спиной грохот, Серега поморщился.

— Все, сидите, я скоро!

Выскочил за дверь.

— Нет, ну чего? — все еще оправдывался Шангин, хотя от него уже никто ничего не требовал.

Лиза опустила пунцовое лицо в ладони.

Она бы еще долго переживала судьбу Тихомирова, но тут пришла математичка Лариса Сергеевна, потребовала открыть учебники и начать работать.

— И сотовые выключите, а то знаю я ваш девятый «А», одни компьютерные игрушки на уме. И правильно, что вашу Викторию Борисовну выгнали. Совсем распустила класс!

— Что?

— Как выгнали?

— Кого выгнали?

— За что?

— А как же экзамены?

— А сказали, что уволилась!

Тут уж даже самые упертые отличники оторвались от учебников и подняли голову.

— Уволилась! — надменно вскинула бровь математичка. — И правильно сделала. Впрочем, не ваше это дело!

— Как не наше? — рвались вперед активисты. — Она же наша! Мы же учились!

— Знаем мы, как вы тут учились! — хлопнула ладонью по столу математичка. — Вместо физики сплошные псевдонаучные занятия.

— Когда? — понеслось со всех сторон — звездочетами были многие.

— Еще раз говорю — не вашего ума дело! Уволилась — и хорошо. Придет новый учитель. Надеюсь, он сможет вас собрать к экзаменам. Вы же ничего не знаете! В голове сплошной мусор — значки какие-то, Козероги… Учиться надо, а не ерундой страдать. Все эти ваши символы — бесполезная информация, и если ваша учительница этого не понимает, то ей в школе не место.

— Она хорошая, — заканючили девчонки. — Нам нравилась.

— Новый учитель тоже понравится! Сидите, работайте! — Лариса Сергеевна постаралась посмотреть на каждого, чтобы все девятиклассники прониклись ее мыслями и вернулись к учебникам.

Почти все так и поступили. Конечно, Викторию Борисовну жалко, но надо и о себе подумать. Если пришла математичка, значит, пощады не будет, а бегать потом и в предновогодней суете исправлять двойки никому не захочется.

— Это из-за нас, что ли? — перегнулся через парту Шангин.

— Да заткнись ты! — выпалила Токаева — теперь у нее полыхало не только лицо, но и шея.

Митька оглянулся на Вытегру. Та сидела невероятно ровно и остановившимися глазами смотрела вперед. Звонилкин проследил за ее взглядом и с изумлением обнаружил, что смотрит она на расхаживающую по классу Ларису Сергеевну. И даже не на саму учительницу, а на ее грудь. Вернее, на то, что эту грудь украшало.

Тонкая золотая цепочка, на ней кулон в виде капли. Цвет камня… Поначалу Митьке показалось, что это обыкновенный хрусталь, серенький, неинтересный. Но вот математичка повернулась и пошла в сторону своего стола, стоящего около окна. День был неожиданно яркий, солнечный, поэтому ошибки быть не могло, Звонилкин увидел, как камень поменял цвет, став из серого лиловым. Учительница добралась до стола, развернулась и потопала к двери. Камень мгновенно потемнел, на миг словно налился густым красным и, словно утомившись переливаться, вновь погас.